Прошлым летом, когда Свечников еще не разбирался в оттенках эспер-движения, Ида Лазаревна стала второй его наставницей после Сикорского. Она была старше, чем он, лет на пять, но казалась моложе. Пленительная походка, грива рыжих волос и унаследованная от предков, поколениями не знавших физического труда под открытым небом, молочно-белая кожа делали неотразимым каждый ее аргумент, превращали в музыку каждое слово. Он внимал ей с благоговением, не подозревая, что она тяготеет к гомаранизму, поэтому новички на ее уроках в первую очередь заучивали те слова, каких нет и быть не может ни в одном языке, кроме эсперанто, ведь обозначаемые ими понятия лишь вместе с эсперанто и явились на свет. В августовскую жару сидели щека к щеке над учебником Девятнина, ее до плеча голая, прохладная рука коснулась его предплечья, и Свечников услышал произнесенное полушепотом главное из этих не поддающихся точному переводу слов – гомарано. Как воздушный поцелуй, оно слетело с ее уст и растаяло, слишком нежное, чтобы приспособиться к чуждой стихии. Никакой другой язык не мог удержать его в своей грубой словесной ячее. Солнечный зайчик был ему братом, тополиная пушинка – сестрой. Одновременно, как во всяком символе веры, ощущалось в нем властное присутствие того, кто указал ей, Иде Лазаревне, путь к свету из окутавшей этот мир непроглядной мглы.
Занимались два раза в неделю. На втором занятии пили чай из одной чашки, на четвертом начался их роман. Она тогда рассказывала, как доктор Заменгоф, создав эсперанто, долго не мог опубликовать результаты своих трудов. Глазной врач из Белостока, он был нищ, как синагогальная крыса, но однажды ему повезло избавить от катаракты девушку из состоятельной семьи. Прозрев, она влюбилась в исцелителя, он тоже ее полюбил. Была назначена свадьба, и жадный отец невесты в качестве приданого дал жениху средства на издание его книги. Заменгоф издал ее под псевдонимом доктор Эсперанто, что значит питающий надежду, надеющийся, но тесть поскупился, денег хватило только на брошюру в 40 страниц. Из них 23 страницы занимало предисловие, пять – стихи на эсперанто, шесть – собственно учебник, две – словарь.
«Ничего тут не кажется странным?» – спросила Ида Лазаревна, выписывая в столбик эти цифры: 23, 5, 6 и 2.
Свечников догадался их сложить, в сумме почему-то получилось 36, а не 40. Оказалось, что на оставшихся четырех страницах Заменгоф поместил вырезные купоны со своим белостокским адресом и текстом: «Я, – здесь был оставлен пропуск для имени и фамилии, – обещаю выучить международный язык, если кроме меня его выучат еще 10 миллионов человек». Брошюра поступила в продажу, и купоны по почте начали возвращаться к автору. В большинстве из них заключительная часть фразы была вычеркнута.
«Десятки людей без всяких предварительных условий начали изучать эсперанто, – сказала Ида Лазаревна. – Представители разных наций, они решили стать братьями и сестрами».
В следующую секунду Свечников ощутил на губах