Какое-то время Виктор мысленно смеялся над предоставленной ему полной свободой. Но поднявшееся солнце наползло жгучими лучами на его измочаленное побоями тело и моментально вскипятило отбитые внутренности. Согласия умирать на такой жаре у него не возникло. Скорей появились возражения: попробовал переползти в тень. Но даже на четвереньки встать не удалось. Тогда он просто стал перекатываться с боку на бок. И через какое-то время услышал шум воды. И дальше продолжил катиться на этот звук. Все его бросили! Но свинцовую трубу не забрали! Бегущая из неё прохладная вода могла подарить надежду или хотя бы более лёгкий конец.
Его нашли только на следующий день. Постоянно живущие в этих местах крестьяне вернулись на свои поля с семьями, пожитками и нехитрым скарбом. И принялись наводить порядок в помещении, которое они два года опять будут использовать для вполне естественных сельскохозяйственных нужд. Хотели просто закопать найденное посреди сарая тело, так и не добравшееся до воды. Уже и в яму, для этого наспех вырытую, столкнуть собрались, но одна из женщин на всякий случай приложила ухо к груди и с удивлением воскликнула:
– Да ведь он живой!
Неделю Виктор пробыл в тяжёлом, бессознательном состоянии. Ещё неделя прошла в титанических усилиях вначале вспомнить, а затем и осознать всё с ним происшедшее. Осознать себя как личность и привести вернувшиеся воспоминания, здоровые мысли к приемлемой, синхронизированной норме.
В начале третьей недели он смог говорить. И первое, что ему удалось втолковать постоянно за ним присматривающим детям, что он хочет понять местный язык. Для мальчика лет восьми и девочки лет десяти стать учителями не составило особого труда. И они наперебой стали учить чудом избежавшего смерти человека всему, что знали сами. Утром и вечером появлялись взрослые. Осматривали заживающие раны на теле Виктора, удовлетворённо кивали головами и поощрительно улыбались. Не прислушиваясь к словам больного и игнорируя его попытки с ними поговорить, проверяя своё знание языка. И только когда Виктор смог выходить на двор к концу первого месяца своего лечения, он понял, почему взрослые не особо им интересовались. Они работали почти так же тяжело, как и рабы. Целыми днями. Но зато считались свободными. Да и одевались, питались несравненно лучше.
Но! Вся их жизнь, за редким исключением, – только труд, работа в поте лица и никакой особой радости. А уж тем более развлечений.
И Виктор возблагодарил небо за бесхитростную доброту этих крестьян. За то, что они его выходили, выкормили и не дали умереть.
Ещё через две недели он уже пытался помогать по хозяйству по мере своих возможностей. Что было встречено весьма благосклонно. И каждую секунду старался находиться хоть с кем-то рядом. В первую очередь из-за общения и обучения языку. Очень скоро знания детей, его постоянных спутников и опекунов, истощились, и он стал сопровождать