– Ага, – ответила печально. – Как и убитый кем-то сын председателя.
Кино о запретной любви
Церковь, я в белом свадебном платье и фате, Алёша во фраке. «Венчается раба божия…»
– Да, – отвечаю тихо и застенчиво.
– Да, – а он уверенно.
Пьяный поп размашисто крестит нас и готовится объявить мужем и женой.
– Остановитесь! – раздаётся дерзкий крик. – Это богохульство! Это преступление кровосмесительства.
«В чём дело? В чём дело?» – шепчутся озадаченные гости.
– Им нельзя вступать в брак, – выходит на середину церкви человек. Он закутан в длинный плащ, а на голове у него просторный капюшон. Лица не видно. – Они брат и сестра.
«О господи!» – выдыхают разом гости.
– Нас раскрыли, – смотрю я на возлюбленного.
– Надо бежать, – отвечает Алёша.
Я киваю, а он выхватывает из-за пояса пистолет и производит выстрел в потолок. Толпа расступается, мы выбегаем наружу, вскакиваем на лошадей и уносимся вдаль по извилистой пыльной дороге.
Человек в чёрном выходит из церкви, смотрит нам вслед и тихо произносит:
– Вам не уйти от меня…
Интересно – кто же он?
Можно влюбляться
– Подожди! – остановила я Алёшу, прежде чем он ушёл через стену. Он же умеет.
Дотянулась рукой до стоявшего на столе торшера. Нажала на кнопку. Свет неяркий, но зажмурилась – после темноты полоснуло по глазам.
– Что-то ещё? – остановился он, тоже прищурившись.
– Повернись спиной.
– Зачем? – вот сейчас действительно удивлён.
– Боишься?
– Да пожалуйста.
Повернулся. Я выдержала паузу.
– Снимай штаны.
– Ты серьёзно? – спросил через плечо, чуть повернув голову.
– Э-э, а я-я. Демон ночи.
– Да мне не жалко, просто я не уверен, что ты правильно будешь это интерпретировать.
– Правильно буду. Делай, что говорю.
Снял. Рывком.
Ягодицы в целом обыкновенные. Костлявенькие. Но движение было возбуждающим. Внутри защемило.
Родимого пятна нет.
– Всё? – спросил.
Я кивком головы дала отбой.
Это хорошо, что он не брат. Значит, можно влюбляться.
Впрочем, я уже. Даже если бы и брат.
Девушка с колючими глазами
– Пусти меня! Пусти, козёл старый!
Голос женский. Доносился из сеней. Я мигом проснулась и переместилась в сидячее положение. Вопли не предвещали ничего хорошего. Почему-то сразу стало ясно, что они имеют ко мне самое непосредственное отношение.
– Уходи, Катя! – это дед. – Уходи, пока милицию не вызвал!
– Да не боюсь я твою милицию продажную! Всех вас Куркин купил, скоты. Все на него пашете.
– Только через мой труп, слышишь! Я не позволю девчонку ранить. Она и так