Старик тут же хлопнул себя по лбу.
– Ну, вот и славно – довольно сказал молодой господин – А то я уж подумал, что в вашем государстве деньги не имеют привычной ценности. Надо думать на сборы много времени не понадобиться?
– Да – тихо сказал Григорий, понимая, что он не так понял знак. По всей видимости, старик хотел, чтобы он не согласился, а наоборот отказался. Эх, серенький крестьянский разум, всё он не так да понимает. Не то, что у господ.
– Ну, вот и славно. А то я уж подумал, что в вашем государстве деньги не имеют привычной ценности. Надо думать на сборы много времени не понадобиться?
– Да, немного – жалобно сказал Григорий, стараясь не попадать глазами на старика.
– Людвиг оставим его одного. Пусть соберётся с мыслями, да с вещами. У тебя всё готово?
– Почти. Осталось лишь коней запрячь, да оружие почистить.
– Хорошо. У тебя полчаса. Думаю хватить. Жди нас у конюшни.
Когда вояки вышли, Григорий сел на кровать и осмотрелся. Кроме как через окно, вылезть из этой комнаты было нельзя. Впрочем, и с окном то вариант сомнительный, так как оно было очень маленьким и к тому же намертво забито тяжелой чугунной решёткой.
Нет, это судьба. Умереть вот так, в лапах лютого чудовища, которого он так ловко избежал вчерашней ночью, и к которому его снова привела его судьба, а точнее длинный язык и страсть к крепким напиткам.
У конюшни он простоял не меньше двух часов. Старый вояка, который так преданно исполнял роль то оруженосца, то советника, то наставника, никак не мог найти свою курительную трубку, перерыв полтаверны. Видимо это было самое основное в его снаряжении, так как об остальном он нисколько не беспокоился.
Вообще старый внушал ужас. Здоровый, около двух метров, он обладал ярким, коротким шрамом через весь левый глаз, отчего тот все время был прищурен. Ещё одно украшение, поломанный широкий нос, высовывающийся поверх широкой бороды и усов. Говорил дед мало, коротко, только по делу. Руку, как правило, всегда держал на рукоятке короткого широкого меча, с которым не расставался, по-видимому, и в кровати.
Что касается принца, то там был совсем иной типаж. Светлый, примерно такого же роста, как и слуга, он был приветлив и общителен. Очень любопытен. И в отличие от тяжелого прищура слуги, обладал очень живым приятным взглядом, постоянно цепляющимся, за что то новое. В целом производил крайне положительное впечатление, особенно грамотным подходом к деньгам, которые использовал и для подкупа.
По роду своей деятельности, а именно пьянству и попрошайничеству, Григорий как никто научился отлавливать эти важные