Казалось, Катулл и не заботился вовсе ни о своей красоте, ни о красоте своих ямбов.
Но странное дело, он умел каким-то образом превращать все в фон, на котором он просто светился своей обычностью.
Он умел жить так, что все подчеркивало его – обычного человека.
И эта его обычность, простота и почти дерзкая безыскусность, наряду с какой-то невероятной фанатичной приверженностью к истинному, и создавало ему тот особый ореол, в котором сияла его необыкновенная слава – просто обычного человека, обычного поэта обычной жизни.
Но ему было невозможно не верить. В нем убеждало все.
Его меткие эпиграммы, короткие и едкие, были уже хорошо известны в Риме. Их цитировали, учили наизусть.
Маленькие эротические стихи, изящные и шутливые, очаровывали простотой, чувственностью и прозрачным трезвым взглядом на жизнь. Каким-то образом, ему негласно присвоили звание первого поэта Рима, что как-то не умаляло достоинства других молодых или официально признанных в Риме поэтов. Он настолько не был похож ни на кого, что соперников не было.
Он был один.
В этот день Клодия собиралась особенно тщательно. Не ожидалось ни приемов, ни праздников, но с самого утра она отчего-то вызвала парикмахера, лучшего в Риме мастера, услуги которого она предпочитала остальным. Она долго обсуждала с ним прическу, беспокоясь не только о впечатлении, но и о надежности, затем позвала массажистку, рабыню из Сирии, молчаливую темнокожую девушку с маленькими, крепкими, не знающими усталости руками. Предупредила, чтоб массаж был сделан особенно тщательно. И на этот раз, без особых причин, она использовала вместе с обычными ароматическими маслами, редкий состав, называемый «эликсиром любви», масло со странным, почти неприятным запахом, которое потом, при взаимодействии с кожей создавало неуловимый аромат то ли ветра, то ли моря, а может, даже звездного неба, если бы у неба был запах.…
Закончив с растираниями, она некоторое время походила совершенно нагой по комнате своей роскошной виллы, комфортной, сверхсовременной, величественной, и вместе с тем простой на первый взгляд. Она впитывала в себя всем телом нежный ветер, сквозняками льющийся из цветущего сада. И странное предчувствие чего-то нового, наполняло ее радостью, тревогой и каким-то необычным возбуждением.
Сегодня она выбрала самый шокирующий наряд из узорных прозрачных сирийских тканей, который не столько одевал, сколько овевал ее стройное цветущее тело, сияющее здоровьем и силой. Она провела несколько линий вдоль век, подчеркнула глаза и брови специальным египетским составом, и больше ничего не стала добавлять к макияжу. Сандалии она выбрала самые легкие и самые скромные, отделанные узкими узорными лентами. Обулась. Выпив маленькую чашку особого напитка, придающего бодрость, она ограничила этим свой завтрак, и приказала слугам готовиться к выходу. Здесь взгляд Клодии скользнул на хрустальный шар, она вгляделась в него пристальней, и там будто бы пробежало что-то внутри – тень или ветер, вспыхнуло, зажглось звездами, завибрировало и растаяло. Впрочем, это могло быть просто ее отражение. Она не стала особенно задумываться над этой игрой