– А если это не так? – раздался громогласный голос, похожий на Монтероне, укоряющего развратный двор герцога6.
Талгат вздрогнул. Ночь продолжалась со всем своим затаённым, крадущимся ожиданием жертвы. Только вода журчанием продолжала напоминать о себе.
– Если я скажу тебе, что всё будет хорошо? Будут главные роли и полные залы?
– Кто ты? – хотел спросить парень, но из горла вышло только бульканье и стало нестерпимо больно. Он непроизвольно сжал руками, будто хотел раздавить то, что словно резало его связки. Будто останавливал кровь, которая не текла.
Но это невидимое Нечто услышало вопрос, продублированный в мыслях.
– Я – дух Оперы.
– Всё. Это всё, – пронеслось в голове Талгата. – Попытка суицида и голоса. Это всё. Так, глядишь, на людей скоро кидаться начну. Надо заканчивать с этим.
Он подался вперёд.
– Стой! – голос оказался ещё и на редкость властным. Что может заставить тебя передумать?
– Есть ли смысл, в том, чтобы оставаться? Я ведь на самом деле только причиняю боль своим родным. Я – бесполезный оболтус. Без меня всем будет лучше. А мне самому лучше умереть, чем так жить. Зачем это всё было, если я никогда не смогу петь? – снова в знакомом речитативе понеслись уже привычные мысли. Странно, но где-то далеко в сознании мелькнуло, что эти слова легко пропеваются под мелодию дуэта Церлины и Дон Жуана.
– Это потому, что ты на самом деле знаешь, что будешь это петь. Поэтому и примеряешь на себя эту роль, – неожиданно подтвердил голос.
– Немой баритон и Дон Жуан? Не верю, – от этого привычно подкатился ком в горле.
– А зря. В себя надо верить. Вопреки всему, – убеждённо произнёс этот Некто.
– Не верю! – Талгат вскинул глаза, но не встретил в темноте взгляда собеседника. – Даже если голос и появится, с ним снова придётся работать. А сколько мне тогда будет? Лет тридцать? И кому я в этом возрасте буду нужен?
– Хочешь сам убедиться? – голос никак не мог угомониться.
– Это как? – любопытная часть парня включилась в занимательную игру разума.
– Посмотреть, что будет с тобой… ну, скажем… через десять лет?
– Блюдечко с наливным яблочком предлагаешь? усмехнулся Талгат.
– Сам увидишь.
Неожиданно он оказался лежащим в тёплом и мягком, в полной темноте без поблёскивающих звёзд, отдалённых фонарей и фар. Воздух резко сменился со свежего и прохладного, немного с нотками тины, на застоявшийся и даже душный. Ему захотелось ощупать себя. Убедиться, что тело в этом безумии не отстало от сознания. Неожиданно он обнаружил, что свитер, брюки и ботинки исчезли. Вместо них оказалась тонкая ткань. Ноги же были просто босыми. Кожа под тканью была чересчур гладкая.
– Никогда не замечал, что такой нежный. Прямо как девушка, – промелькнула мысль. – Приснится же