Тою гордостью не насытиться:
Капитолий – в одно лицо,
и мечта с Бухенвальда, с Лидице
древним сказочным образцом.
Тучи поверху, люди в трепете,
с гор пришедшие и с равнин:
– Что на эту мечту ответите?
– Мы с тобою! Веди нас, Кинг!
Будто с паствой своей на паперти,
ненасильем вступая в бой,
в кинокадрах на старой скатерти,
слава богу, еще живой…
Не завидую я Америке —
мне отчизны ужасно жаль,
что пристала надолго к берегу,
где такая у власти шваль,
все разведчики да охранники
(что нам – прочего не дано!),
словно праздничного «Титаника»,
утянули страну на дно,
где последней надежды искорки
распадаются на лету,
спит народ, и не пламя – выгорки
да сухая горечь во рту.
5
Гребнями волн отжимает накат
гальку прибрежную выше, за кромку
вольной стихии. Мне из далека
проще вглядеться в российскую ломку.
Как наркоманов, до судного дня
тянущих руки к проклятому зелью,
как голышей, так отжали меня
черные слухи – какое веселье!?..
Лыбиться б подленько: я-де не там,
вовремя смылся, хлебайте баланду
собственной дури – родимый бедлам
не отпускает… Швыряет шаланду
бешеный ветер, почти в тупике
жаждет команда любой перемены
сущего… Мне что в моем далеке,
в тихом раю добровольного плена?
Все мы изгои, но там или здесь
выскребки памяти не зарастают:
вроде, похожие горы и взвесь
та же морская – да нет, не такая!
Не избежать ни сумы, ни тюрьмы,
волны улягутся раньше ли, позже —
жизнь отжимает ненужное, мы
сами с собой расстаемся, но все же
из далека это как-то ясней,
и ощущаешь на собственной шкуре:
не до злорадства, ты сам средь камней,
разворошенных проснувшейся бурей.
Театр абсурда
Я – Сизиф, каждый раз начинаю сначала. Так и не стал взрослым.
Пролог
Чем дальше, тем менее мир постижим,
все виснет, все вязнет в инерции ватной
сплошных декораций. Лежим ли, стоим,
куда-то идем, а куда?.. Непонятно.
В театре абсурда не по часовой,
а как бы напротив мотаются стрелки
и вместо героя какой-то изгой
маячит на сцене, фантазией мелкой
модель отчужденности: срез, соскребок
инерции слепорожденного быта.
Спасительной свежести хоть бы глоток
за дверью, что к выходу чуть приоткрыта…
Быть может, вернуться, пока гардероб
сдает, и, одевшись, скорее на воздух?
Остаться, чтоб краешком