Филипсон, промолчав минуты две, сказал:
– Пусть они с миром покоятся! Если они были виновны, то заплатили за то своей жизнью; больше этой платы нельзя требовать от человека за его проступки. Упокой, Господи, их души!
– Аминь! – произнес Бидерман. – А также и всех прочих храбрых мужей. Дед мой участвовал в этом сражении и дрался как следует доброму воину; с тех пор этот лук тщательно сохраняется в нашем семействе. Насчет него есть пророчество, но я считаю его не заслуживающим внимания.
Филипсон хотел было подробнее его расспросить, но он был прерван громким криком изумления, раздавшимся снаружи.
– Надо идти посмотреть, что там творят эти молодые повесы, – сказал Бидерман. – Нынче у нас все делается не так, как прежде, когда молодые люди не смели ни о чем судить, не узнав мнения стариков.
Он вышел из дому, сопровождаемый своим гостем. Присутствовавшие на состязаниях молодежи разом говорили, кричали и спорили, а Артур стоял на некотором от прочих расстоянии, равнодушно опершись на спущенный лук. При появлении Бидермана все умолкли.
– Что означает этот необыкновенный шум? – спросил он, возвысив голос, которому все привыкли внимать с почтением. – Рюдигер! – прибавил он, обращаясь к старшему своему сыну. – Натянул ли молодой чужестранец этот лук?
– Натянул, батюшка, – отвечал Рюдигер, – и попал в цель. Сам Вильгельм Телль не делывал таких трех выстрелов.
– Случай, просто случай! – сказал молодой швейцарец из Берна. – Никакая человеческая сила не в состоянии этого сделать; а тем не менее слабый юноша, не имевший успеха ни в чем, на что только не пускался до этого…
– Но что же он сделал? Только не отвечайте все вдруг. Анна, ты умнее и рассудительнее всех этих повес, скажи мне, как это произошло?
Молодая девушка несколько смутилась от его слов, однако, собравшись с духом, отвечала, опустив глаза:
– Целью был, как у нас водится, голубь, привязанный к шесту. Все молодые люди, исключая чужестранца, стреляли в него из своих луков, но не могли попасть. Принеся сюда бушитольцский лук, я сперва предложила его моим родственникам; но никто из них не хотел его принять, говоря, что если вы, почтенный дядюшка, не в состоянии были натянуть его, то уж им и подавно не сделать этого.
– Они умно говорили, – отвечал Бидерман, – но чужестранец натянул ли лук?
– Натянул, дядюшка, но, написав прежде что-то на бумажке, он положил ее мне в руку.
– И, выстрелив, неужели он попал в цель?
– Сперва он отодвинул шест на сорок сажен дальше, нежели он стоял до этого…
– Странно! – вскричал Бидерман. – Это вдвое против обыкновенного расстояния.
– Потом он натянул лук, – продолжала красавица, – и с невероятной