– А кем мы были для нее? – Скорцени опустил голову. – Ты думал об этом?
– Для кого? – Науйокс не понял. – Для Ким? В каком смысле? Ты еще сомневаешься? – он усмехнулся.
– Может быть, все-таки врагами? Надсмотрщиками в лагере, как этот Ваген, который издевался над ней и ее детьми?
– Мне кажется, что полфляги шнапса выпил я, а не ты, – Науйокс подошел и встал напротив. – Но голова у меня на месте? А чем тебя напоили фон Блюхеры, что у тебя мозги съехали? Кто был для нее надсмотрщиком? Ты? Вальтер Шелленберг, прошу прощения?! Профессор де Кринис? Конечно, Ким скрытная женщина, она вся в себе, ее так просто не поймешь. И у нее весьма богатое прошлое, которое тоже никуда не денешь.
Она самостоятельная, ей вроде как никто не нужен. Но уверен, что если у нее и были какие-то сомнения, какие-то остатки обиды, то это кончилось в тот день, когда погиб Штефан. Она сделала свой выбор. Я не сомневаюсь в этом. Иначе не осталась бы до конца, до самого краха. Она сбежала бы раньше, и Шелленберг помог бы ей в этом. Наверняка, он предлагал ей, и не один раз, я думаю. Но она осталась. А что касается Анны фон Блюхер, – заложив руки за спину, Науйокс прошелся по землянке. – Не думаю, что мы скоро узнаем, где правда. Не до Анны нынче. Если она в сумасшедшем доме, то это жаль, конечно. Но мало ли горя теперь? Она по крайней мере в безопасности. И у ее братьев хватит средств, чтобы содержать ее до конца. А у нас вряд ли сейчас есть время и возможность разбирать, кто кого куда водил на экскурсию в тридцать восьмом году. Боюсь, что нескоро мы свидимся и с Маренн, если вообще когда-либо свидимся, – он вздохнул, – чтобы спросить ее о этом. Но, знаешь, даже если мы и свидимся, я бы не стал ее спрашивать. Я бы расцеловал ее, с твоего разрешения, конечно, – он усмехнулся. – За все, что она сделала для Ирмы. И даже за то, что она не смогла для нее сделать. – Он помолчал. – Смерть никому еще не удалось победить, – продолжил, понизив голос, – я солдат, меня не напугаешь, но хотел бы знать, что Маренн и Джилл добрались до Парижа, и им больше ничего не угрожает. Что для них кончилась война.
– Так и есть, господин штандартенфюрер.
Скорцени и Науйокс оба повернулись на голос. Раух. Он спустился по ступеням в землянку.
– Я проводил фрау Ким и ее дочь до швейцарской границы. Они в безопасности. Для них все кончилось.
– Фриц!
Скорцени быстро поднялся и обнял адъютанта. Больше, чем адъютанта. Своего друга. Раух побледнел, оброс щетиной, осунулся. Но все же он пришел. Пришел.
– Фриц. Живой…
– И ты живой…
– Как ни странно, – невесело пошутил Науйокс. – Ну, садись.
Горьким был рассказ Рауха