– А печка-то где же? Как же хлебы-то выпекать да обед варить станем? – спросил староста. – Мы без печки не согласны.
– Не будет печки, мы лопаты в руки да и были таковы, – зашумела артель.
– Ну ладно, не орите, – сказал подрядчик. – Я кирпич предоставлю, а печника найдете сами.
На том и порешили. Подрядчик объявил распорядок:
– На работу, ребята, становиться в пять утра, с работы уходить в девять вечера, перерыв на обед – два часа.
– Ой-ой-ой! – зачесали землекопы в затылках, – Стало, это сколько же часов на тебя пуп-то надрывать? Эй, Лукич, а ну смекни.
Староста, пригибая к ладони пальцы и пошевеливая губами, сказал:
– Выходит, ребятушки, четырнадцать часов чистых… Много, хозяин.
– Много и есть… Да ты сдурел! – закричала артель. – Сквозь сутки, что ль, работать. Эй ты, мохнорылый черт! Не согласны мы без прибавки…
– Я вам прибавлю, окаянные! – зашумел на крикунов подрядчик, – Я вам так прибавлю, что своих не узнаете…
– Ну, так уж и не прогневайся, – раздались голоса, – Уж в таком разе так и работать тебе станем: разов десяток землю колупнем да и за раскур!
– А это вот на что? – сказал подрядчик, угрожающе потряхивая жилистым кулаком. – Ахну – зубы счакают. А нет – в часть да портки долой, только говори, где чешется.
Артель присмирела. Подрядчик ушел.
Корявая тетка Матрена достала из кошеля завернутую в чистый платок икону богоматери, достала молоток с гвоздями, приложилась к иконе, забрала в рот гвозди и полезла прибивать образ в передний угол. Она трудилась с иконкою, а тридцать человек, разинув рты, смотрели на нее. Староста командовал: «Выше, ниже, правей чуток… Ладно, колоти!» Когда икона была водружена, все стали креститься на нее, вздыхать.
Староста послал Матрену на рынок купить чего-либо поснедать всухомятку. А под вечерок пускай она всех собирает в баню. После же бани, всем скопом, пойдут в трактир горяченького попить – как он называется… чай, что ли? Да и водочки можно будет пропустить по махонькой.
Матрена ушла. Лукич сел, вынул из сундучка записную книгу, чернильницу с гусиным пером и счеты.
– Садись, ребята. Надо нам расход-приход смекнуть, – сказал он и надел грубой работы очки. – Значит, милые, робить мы будем с первого числа майя до Покрова, всего пять месяцев. Договоренная плата наша – по сорок копеек на день. Это в месяц ложится, выключая праздники, за двадцать пять ден… – он стал щелкать на счетах костяшками, – в месяц, стало быть, ложится десять рублев ровно. А за все пять месяцев на кажинную душу набегает по полсотне рубликов.