– Я не стеклянный, не бойся до меня дотронуться, – негромко сказал он и запрокинул голову. – Гляди, какая луна! А звезды… В августе их видно лучше, зато весной они будто умытые, такие ясные…
Я тоже посмотрела вверх: небо было так похоже на ночное море, когда оно светится, и за каждым плавником остается сияющий след…
– В такие ночи земля с высоты кажется прекрасной, – словно прочел мои мысли Эрвин, – такой, будто на ней нет места грязи, злу и боли. А потом ты спускаешься все ниже и ниже, и вместо пасторального пейзажа видишь вблизи все то, о чем не хотел даже думать. А тебе какой кажется земля после твоего подводного царства?
Вопрос застал меня врасплох. Да и как я могла ответить, не имея под рукой доски и грифеля?
Я придумала все же: оглядевшись, я коснулась кончиками пальцев нежного соцветия черемухи и восторженно улыбнулась, а потом выискала колючую ветку, прикоснулась к ней – и отдернула руку, больно уколовшись.
– Понятно, – негромко произнес Эрвин. Его белое крыло было почти незаметно в зарослях белой сирени. – Я отвлекся, а ведь собирался дорассказать тебе свою историю… Итак, мы принесли Элизу на другой берег. Думали нанять ей дом и слуг… что ты так смотришь?
Я потерла палец о палец, как делали торговцы, мол, откуда же у вас деньги?
– Мне стыдно говорить об этом, но мы вынуждены были промышлять ночным ремеслом, – сказал Эрвин. Его профиль четко вырисовывался на фоне подсвеченных луной белых соцветий, и сейчас он был до такой степени похож на Клауса… – Мы были молоды и сильны, но днем мы могли лишь следить за кораблями, за гонцами, подслушивать разговоры… Но и то – лебедю не так просто спрятаться даже в портовом городе, мы слишком бросались в глаза. Зато ночами нам не было равных…
Он невесело улыбнулся и потянулся за веткой сирени, спрятав в ней лицо.
– Убивать нам тоже приходилось, – услышала я. – Мы прослыли удачливой бандой, и нам хватало на жизнь, даже с лихвой. Я вот стал отличным вором: я ведь был самым младшим, еще ухитрялся пробраться в дома через форточки, а то и дымоходы! Старшие… Старшие промышляли иначе.
Он замолчал, но я уже достаточно прожила среди людей, чтобы понять, что имеет в виду Эрвин.
– Представляешь, среди воров очень мало грамотных, – сказал он. – Нам доставались дорогие заказы – компрометирующие письма, секретные документы… Правда, будь мы голубями, нам было бы проще работать: лебеди все же очень приметные птицы!
Я обошла принца и осторожно коснулась белых перьев.
У русалок нет души. Когда мы умираем, то просто растворяемся в соленой морской воде и так остаемся со своими близкими. Люди же верят в то, что у них есть бессмертные души, которые забирает Создатель и которые смотрят потом на своих близких с небес, а бывает, спускаются к ним, осеняя их такими же белоснежными невесомыми крыльями…
– Михаэль устроил Элизу на время в одном домике неподалеку от города, – продолжил Эрвин. – Старшие думали,