– Доброе утро, дамы.
А потом громогласно, на весь этаж, заявляет:
– Извини, Ирландка! Свидание на одну ночь – не мой профиль.
Я стою у двери в одних трусах, прикрывая грудь руками, и молюсь о том, чтобы на меня с потолка сверзился рояль, положив конец худшему мгновению моей жизни.
И в тот же миг чувствую прилив тошноты. И понимаю, что сейчас случится. До туалета я точно не дотяну. В панике стискиваю зубы и оглядываю комнату в поисках хоть чего-нибудь. Ничего. Только золотисто-бежевый горшок с фикусом Риган. Подлетаю к нему как раз в тот момент, когда весь проглоченый мною за ночь джелло рвется наружу.
Я ошибалась. Вот оно, худшее мгновение моей жизни.
– Уж лучше бы ты приперлась в общежитие в той майке, – со стоном говорю я, положив ладонь на лоб. Отравив бедное растение изрядным количеством желудочной кислоты и токсинов, я заползла на свою койку, прихватив антипохмельную аптечку Риган – эдвил и немереный запас изотоников – да там и осталась, пребывая в полузабытьи и жалея себя несчастную. После нескольких часов сна с головой стало получше. После рвоты прошла тошнота. А вот чувство стыда не прошло.
Сестрица хохочет.
– Кейси, это не смешно! Ничего смешного не вижу! Ты же должна была обо мне позаботиться! – Я шевелюсь, и движение отзывается болью в спине. – А спина-то почему у меня болит?
– Может, повредила о кирпичную стену, когда Эштон тебя к ней пригвоздил? – с дьявольской усмешкой спрашивает Кейси.
– Ничего не помню! – кричу я, а щеки у меня горят. На самом деле все, что я помню, связано с Эштоном – как я его касаюсь, прислоняюсь к нему, целуюсь с ним. – Ну почему именно он?! – кричу я, пряча лицо в ладонях, чтобы скрыть краску стыда.
– Бедная крошка Ливи!.. Кто знал, что после нескольких порций джелло чудовище, спавшее в тебе, вырвется наружу?
Крошка Ливи… Я хмурюсь под наплывом воспоминаний из детства. Так называл меня отец, но почему эти слова напоминают мне прошлую ночь?
– Вот… Может, это поможет? – Кейси протягивает мне свой телефон.
Дрожащей рукой беру его и с мрачными предчувствиями начинаю смотреть фотографии.
– Кто эти люди? И почему я с ними обнимаюсь?
– Все они – твои лучшие друзья. И ты их любишь, – будничным тоном поясняет Кейси. – Во всяком случае, прошлой ночью ты сама так говорила.
– Не говорила! – возражаю я и прикусываю язык, поскольку на меня наплывают обрывки воспоминаний. Говорила. И не один раз. Господи, ну почему я не потеряла голос! Почему мне не отрезали язык! При мысли о языке опять вспоминаю Эштона и испускаю очередной стон. А ему я тоже сказала, что его люблю? Поэтому все так сложилось?
Снова просматриваю снимки, чтобы согнать со щек румянец стыда. Вот фотка парня в килте и с волынкой, в обнимку с Кейси. А вот еще одна, в полный рост, где Кейси показывает