Мать пришла в школу и поругалась с Риммой Берлиозовной. Она всегда заступается за меня, даже если я виноват. С Эльдаром я помирился дня через два после той драки. Теперь мы сидим за одной партой, вместе ходим в буфет и все такое. За мою булку с повидлом и кисель платит он. Такая дружба между нами завязалась, что иногда мне самому хочется купить ему котлетку с хлебом, но он не позволяет. Надо будет как-то отблагодарить его. Я давно заметил, что он неравнодушен к Карине: предложу-ка ему девчонку.
– Бери ее, – говорю, – если нравится. Я себе другую найду.
Он очень обрадовался и, зная мою историю с собакой, на следующий день притащил в школу самодельный пистолет.
– Это тебе, – сказал он.
Я был в восторге от такого обмена, а Эльдар на перемене стал объяснять, как из него стрелять:
– Вот сюда в дуло сыплешь порох, сверху дробь покрупнее, если хочешь убить наверняка.
Я только усмехнулся и показал ему шрамы на руке:
– Знаешь, кто это сделал?
Он понимающе кивнул и продолжал:
– Видишь эту маленькую дырочку в начале дула?
– Вижу… Слушай, а как у тебя с Кариной?
– Нормально, вчера вместе в кино ходили… Ты не перебивай, а то я путаюсь… Так вот, насыплешь пороха и просунешь спичку под проволоку, но только так, чтобы головка была над дырочкой, закрепишь. Потом целишься в собаку и коробком высекаешь огонь…
В июле мама достала мне путевку в Джавский санаторий. Ненавижу туда ездить. Опять надо будет самоутверждаться, а драться я больше не хочу. Лучше валятся на обжигающем живот песке Лиахвы! За месяц я так загорел, что в темноте меня можно и не заметить. А под вечер вода в реке такая теплая, что не хочется вылезать. Но у взрослых свои планы на детей, хотя я давно вышел из этого возраста. Просто не расту и не прибавляю в весе. Не остаться бы карликом. И все время не давала покоя мысль убить белого кобеля.
В ночь перед отъездом в санаторий я выбрался из дома с заряженным пистолетом.