грозно вопрошая: «Сколько лиц у Бога? Сколько лиц у Бога?»
«Два падесят», – испугался грузин.
А ведь это был почти Интернационал: Исаян – армянин, продавец – грузин, и Волохонский – непонятно кто.
Я знал собаку Мурри, и знал собаку Накси, знал собаку Рулли,
собаку Куто.
Но знал и просто собак Фрэнка, Рэкса, Кинга.
И тоже – достойные животные.
Мышь мертвая посереди дороги. Целенькая, аккуратненькая —
с горя, видно, померла.
Что мышь – люди мрут, даже при такой активной
заботе государства.
Но смерть, видимо, заботливее.
В политических кругах Запада развернута шумная пропагандистская кампания вокруг так называемой «инициативы» Европейского совета сообществ о созыве международной конференции, которая была одобрена на состоявшейся недавно встрече глав семи ведущих империалистических держав.
Вот.
Что вот?
А что так называемая «инициатива» на встрече глав семи ведущих империалистических держав.
Виноградье ты мое, виноградье! В смысле, садик ты мой, садик!
В смысле, нет у меня садика! Бедный я, бедный, в смысле!
В смысле, грузины на рынке обдирают! В смысле, я ничего не имею против грузин – хорошая нация, поэты, говорят, у них хорошие.
Хочешь – покупай, не хочешь – не покупай!
Какой же я бедный?
В смысле, бедный ты мой край! Русь, земля моя родная!
В смысле, виноградье ты мое, виноградье!
Когда я работал на ЗИЛе (было дело), на конвейере, мы с соседом
в летнее время выходили на обеденный перерыв во дворик, ложились на редкую травку, и он рассказывал, как принимал участие
в венгерских событиях.
«Вскакиваю я в танк», – начинал он, – твою мать, тра-та-та! И снова тра-та-та! И дальше – тра-та-та!» И обеденный перерыв кончался. И на следующий день снова. И так, сколько я проработал
на заводе, все вскакивал он в танк.
И подумалось: если бы наша жизнь была бы не дела, а слова, то так бы и длиться вечно этим венгерским событиям. А так они – достояние истории уже.
Вот ты говоришь, Орлов, что всяк человек – хозяин своей судьбы.
Помню, случай был в метро. Сидит гражданин, читает газету. Входит девица, становится прямо над ним; вынимает
из сумочки платочек и губки начинает напомаженные вытирать.
Тут она роняет платочек, и он падает гражданину прямо на это место, а девица выпархивает на первой же остановке. Весь вагон смотрит, что же дальше будет. Гражданин замечает всеобщее внимание, выглядывает из-за газеты и замечает что-то беленькое. Он прикрывает это беленькое газеткой и, делая беспечный вид, начинает запихивать. Запихивает, запихивает – запихал.
Нет смысла представлять, что дальше будет. Всякий, с кем случалось нечто подобное, знает, какие продолжения бывают.
В ходе