С высоты пологого склона и моей террасы я любовался панорамой города – днем щедро освещенного солнцем, при закате – в проблесках розовых теней в густой молодой зелени парков, аллей и улиц, а утром – в голубой дымке наступающего дня…
Естественно, к моим услугам был телефон и… завтрак. Обедал я в кампании со Стояном, который возил меня по окрестностям с историческим прошлым. Ужинал я сам, предпочитая после этого прогулки наедине с собой. В семь часов обязательно возвращался домой и ждал звонка от моего «врага-друга».
И он раздался на третий день. Это было закономерно: так не раз разыскивал меня мой школьный товарищ, чуть не убивший меня в Ленинграде еще в далеком пятьдесят шестом году. Он возникал передо мной в Подмосковье, Тбилиси, на Севере и преследовал меня в Токио, а затем сотрудничал с моей службой в той же Японии, Канаде, Германии и Греции.
Он нашел меня после моего звонка в Гонконг на его старый адрес, который мы многократно использовали вплоть до его окончательного исчезновения в семьдесят восьмом году после операции «Пегас». Я пошел на этот риск потому, что за месяцы пребывания его в Союзе мы о многом переговорили.
Когда он, навсегда распрощавшись с нашими щепетильными делами, уезжал в свободное плавание за рубеж, состоялся доверительный разговор:
– Максим, именно ты мог бы знать мое новое имя… Но оно появится позднее, когда я растворюсь в одной из стран… Вернее всего, где-то в Европе…
Я с пониманием кивал его пояснениям о будущем. А он продолжал:
– Мое имя, настоящее, … никто знать не будет… Контакт – только через близких мне люди, обязанных мне многим. Эти люди остались в Гонконге…
– Значит, я могу тебя найти там, за рубежом?
– Конечно, телефон ты знаешь…И если вдруг случится оказаться за рубежом, и тем более, если нужна будет моя помощь – звони… Обязательно звони!
Вот почему мой звонок в Гонконг на его турфирму-прикрытие при его работе по линии ЦРУ и Массад помог мне разыскать Бориса.
…Итак, на третий день ожидаемый Борис объявился. И как истинный профессионал, он хотел убедиться, что говорит именно со мной, Максимом Бодровым, который при разговоре с Гонконгом представился Тургаем. Только мои коллеги в штаб-квартире в Ясенево знали мой оперативный псевдоним и еще… Борис.
Услышав мой голос, а говорил я не просто «да, слушаю», а назвался своим полным именем – Максим Бодров, Борис обрадовано воскликнул:
– Где ты шляешься, чертов сын… Ждал твоего звонка еще месяц назад!
Так Борис давал понять, что это именно он. Сам же он еще не знал: действительно ли я – Бодров?!
И тут он ввел в разговор эпизод, известный только нам двоим:
– Максим, жаль, что я не могу показать тебе моих слонов.
Я понял сразу: Борис говорит о школьной проделке, когда на уроках в залитом солнцем классе он смешил нас показом теней на стене в виде слонов из пальцев. Никак не называя его и давая понять, что я убедился в его личности, я спросил:
– Не