– Спасибо.
– Пожалуйста, – он глянул искоса. – Ты от слабости такая вежливая и покладистая? Или свершилось великое чудо?
– Ну тебя! В твоем возрасте пора повзрослеть. – Я привычно понаблюдала его тоскливое возмущение.
Двести пятьдесят один год без крыльев – для айри он совершенный ребенок, просто не все долгожители любят, когда им указывают на возраст. Особенно, если это делает совсем не чужая и даже чуть в тайне от себя любимая человеческая девушка. В тайне от нас обоих, ага. Потому что он уже Риану плакался, да и я тоже. И Энзи в курсе, что я ее избегаю, тетушку мою, не умеющую оставаться в стороне от «чужих» дел. Как я им объясню, что не хочу быть «любимой третьей, кажется, сейчас припомню точнее… ах, четвертой, – давно это было, тому лет пятьсот! – женой». Ему еще жить столько, сколько я и удумать не в состоянии. Вот и пусть живет, без меня в качестве эпизода бурной юности. Я, конечно, из народа арагни, почти чистокровная, и точно дотяну до ста двадцати, мы живучие. Без зубов, лысоватая и дрябленькая. А он будет таким же замечательным. Легким, гибким, как хлыст, меднокожим и обжигающе черноглазым, лет тридцати на вид. Спокойным, расчетливым, насмешливым, уверенным.
Может, выставить его за дверь и поплакать? Не-ет, пусть сидит тут, иначе через полчаса я сама пойду, пошатываясь, искать изгнанного. Он так замечательно тепло переживает, прямо сразу все болезни исчезают. Кроме одной. Упрямство, он сам мне не раз намекал, у меня застарелое и неизлечимое.
Влюбиться с первого взгляда, да при моей достаточно стабильной психике прирожденного, так все говорят, пилота! Впрочем, мы, снави, склонны примечать сразу притяжение душ, это ведь большая редкость, и она для дара – очень яркое явление. Добавлю, я тогда была семнадцатилетней дурой, не способной даже осознать его природу айри, – не вполне трезвой, проще говоря. А точнее, вполне нетрезвой… И к тому же дико провинциальной: первый день в Академии, второй раз в жизни в большом городе, когда буквально натолкнулась на этого типа, перегородившего собою газон метрах в пяти от дорожки, за клумбой. Как тут было не натолкнуться? И началось: «Эй, ты, эльф, у которого в глазах утонуть можно, кто меня должен был у парковки мобилей встречать? Я чуть не сгинула в страшном городе без провожатого!..»
Меньше надо было пить у тетушки Юлл, но она так умеет угощать, тем более – день рождения! А во хмелю, как оказалось, я необычайно прямолинейна. Или криволинейна, от тропинки-то я отклонилась, сама того не приметив… Ну мешала мне его спина, не обойти! Бедный айри прилип к газону, его в жизни никто не окликал столь беспардонно, к тому же пиявкой вцепившись в руку. «Эльф» – наше семейное словцо, малопонятное посторонним. Сказка из мира моей трижды прабабки Тиннары, рожденной не в Релате. Впрочем, дело давнее и забытое, к чему я? К тому, что это уж точно дурацкое определение для академика, да к тому же бессменного уже более века декана нашего технического Акада. Последний разросся и занимает три четверти всех площадей Академии,