Вот так. Сразу и почти неприкрыто. Можно было бы написать так: «Основы высшей математики для людей, далёких от математики». Или ещё проще: «Математика для недалёких».
А вот на занятиях по немецкому было одно удовольствие что-нибудь озвучивать. Каждое слово, сказанное с вопросительной интонацией одобрялось преподавателем так: «Молодец!», «Так тоже можно!», «Молодцы ребята» и так далее.
Вот так прыгала наша самооценка от пары к паре.
Дельтонила или зачем нужно ждать Годо?
На первом курсе у нас был предмет «культурология». Вёл его замечательный человек преклонного возраста со сложностями в произношении и дикции. Это фатально, когда ты ещё достаточно прилежен, ведь хочется записать всё, что тебе диктуют. Перед началом лекций нас предупредили, что нигде, никто и никогда больше не найдёт этот ценный материал, которым с нами делятся. Поэтому стоит быть благодарным судьбе, что привела нас на слушания культурологических сакральных знаний. «Местами обитания этих народов были следующие географические области: дельтонила, а также низины, равнины и прочие, прочие, прочие». Сколько времени прошло до тех пор, пока мы догадались про дельтонилу? Кто и когда воспроизвёл в памяти реку Нил и вспомнил, что, как у любой реки, у него есть своя дельта?
С течением времени нас стали озадачивать слишком уж витиевато закрученные мысли нашего лектора, использующего словечки «ну коль скоро так» и прочие не свойственные сегодняшнему языку обороты речи. «Неужели он, наш современник, может писать так», – задумался пытливый ум студента. В Интернете мы потом слово в слово нашли весь текст, написанный в начале прошлого столетия. Так пошатнулась вера в необходимость присутствия на занятиях.
От этих пар осталось в памяти то, что Трою раскопал Шлиман, а Тутанхамона – Картер. Именно на этот вопрос я не ответила, с позором скатившись с пьедестала образованного студента. Оценку в зачётку поставил так, что на кафедре не разобрали ни цифру, ни её расшифровку текстовую – вот это почерк!
Американистику и зарубежную литературу вёл у нас человек с багажом знаний, который не уместился бы в одну аудиторию. Он внушал мне чувство уважительного трепета. Именно он задал мне на экзамене вопрос: «А это у вас не шпаргалочка?» – получив нетвердый ответ: «Нет». Но обмана не было, ведь в руках у меня была заготовка, написанная ещё дома. Эта бумажка имеет другое название – «бомба». Именно ему я в первый и в последний раз в жизни произнесла слово «Nazi» (наци), как «нейзи», что и по сей день мучит меня. Именно он обладал голосом, который мог управлять массами, даже в своей очень тихой вариации. Его слушали, потому что было действительно интересно. Ещё он обладал удивительной силой интонации. Эти интонации придавали особый смысл даже самой тривиальной фразе. Любой рассказ о литературном