– Реб Вольфсон, вы только что устыдили всех нас и доказали, что достойны быть академиком в Хелме! Но какие вопросы, а лучше сказать – какой вопрос мы будем обсуждать в Академии? Арье-Лейб отхлебнул из своей чашки остывший чай и попытался перекусить черный сухарь.
– Я давно думаю… У нас сейчас 4731-й год от Сотворения мира. А правильно ли он высчитан, этот год? И с какого дня следует считать Сотворение – когда Б-г создал твердь, когда отделил Свет от Тьмы или когда создал Адама? Барух а-шем, элохейну… – И весь миньян повторил за ним: «Барух а-шем, элохейну, мелех а-олам…»
– Реб Арье-Лейб, это достойная тема для обсуждения! Ученики со всего света съедутся к нам, чтобы принять участие в обсуждении этого вопроса! Осталось только решить, где взять нам денег, чтобы только начать. Потом, я уверен, пожертвования и плата за учеников, деньги потекут к нам рекой. Но начать, надо как можно скорее начать! – Я думаю, что мы обратимся к барону Ротшильду и он нам не откажет. Потом мы напишем письма в Егупец, Москву и даже в сам Петербург…
– Пишите письмо царю-императору, а лучше к обер-прокурору Синода… – евреи не заметили, как в комнату, где собрался миньян и обсуждалось будущее Академии вошел хелмский раввин.
– Почему, рабби? Неужели вы думаете… – Я просто уверен, они обязательно поддержат вашу идею, ведь чем глупее евреи, им только лучше и радостнее. Обязательно поддержат, как не поддержать таких мишугасов, как вы! И не надо писать барону – зачем ему знать, что в нашем Хелме есть дураков!
Отдай деньги, Аарон!
Пришли в синагогу к хелмскому раввину три незнакомых еврея и стали печалиться да жаловаться. Известно ведь, когда еврей скорбит, он должен шуметь так, чтобы слышал его весь город. А тут сразу трое рассказывают, плачут, пытаются трясти друг друга за бороды – никого из них расслышать за воплями других невозможно, а уж про понять их и говорить нечего. Сам раввин человек мягкого характера, муху самостоятельно убить не может, всегда об этом жену свою просит или кто там рядом окажется, а уж остановить это безобразие и нечего думать. Вовремя зашел в синагогу хелмский шойхет, надо было показать ребе новый нож для птицы – не слишком ли короткий, а тут такой гевалт.
– Ну-ка, все трое замолчали, пока взашей не вытолкал! – и сразу такая тишина, раввин просто душой начал отдыхать и удовольствие получил, что его барабанные перепонки перестали болеть.
– Как вас зовут, – спросил раввин, – только прошу вас, говорите по-одному, не все трое сразу!
– Меня зовут Аарон, – начал самый старших по виду, это вот Борух Цейтлин, а справа от меня стоит Ёшка Малкин. Возвращаемся мы к себе домой под Вильно, идем с заработков, два месяца работали мы на винном заводе у пана Канторовского, делали там кошерное вино. Получили расчет и торопимся к семьям. Деньги мы сложили в один кисет и решили разделить их, когда уже будем дома. Так что вы думаете!