– Проблемы? – спросил таксист после некоторой паузы. Голос его звучал спокойно и как-то на удивление по-бытовому. Похоже, его ничто не могло удивить. – Позвонить в полицию?
– Нет, в полицию не надо, – ответила я после некоторого раздумья. И этот мой ответ тоже не удивил таксиста. Он проехал еще некоторое расстояние, а затем припарковался на обочине дороги и повернулся ко мне. В его руках блеснуло лезвие ножа. Я заорала, хотя нож и не был большим. Скорее карманный, такой, где много лезвий и есть даже вилка и пилочка для ногтей.
– Чего орешь? С веревкой помочь? – обиделся водитель, впрочем, не сильно. Мое поведение было вполне понятным, если отдать дань тому, в каком виде я попала к нему в машину. Я кивнула и протянула вперед связанные руки. Несколько минут ушло на то, чтобы перерезать его почти тупым лезвием хорошую, качественную веревку, которой меня связал Андре. Освободившись, я потерла запястья и несколько раз сжала и разжала кулаки. Затем я натянула кроссовки на босые ноги и набрала мамин номер. Я боялась только одного – что мама не ответит. Она могла быть занята, могла быть и свободна, но выключила телефон, чтобы ее не доставали, пока идут съемки или репетиция. Но она ответила.
– Ты в порядке? – спросила я раньше, чем она успела сказать мне хоть что-то. – Ты где?
– Я в Петербурге, – ответила мама невозмутимым голосом. – А что?
– Мне… мне очень нужно с тобой поговорить. Но еще больше мне нужно, чтобы ты была как можно аккуратнее. Нам… угрожает опасность. Я не могу объяснить.
– Не можешь объяснить, не объясняй, – ответила мама, и я взбесилась, потому что вообще не была уверена, что она меня слушает.
– Мама, я приеду к тебе, но ты можешь пообещать мне, что все это время будешь с Шурой, что отменишь запланированное и запрешься в гостинице, дождешься меня?
– Господи, что опять стряслось? – возмутилась она.
– Я приеду, как только смогу, – бросила я. – Просто пообещай.
Она не стала мне ничего обещать. Кто бы сомневался. Сказала, что вечером у нее спектакль и она просто не может его отменить. Но даже если бы и могла, не стала бы. Зритель ждет! Ее единственная любовь, преданность которой мама готова была хранить на протяжении всей своей жизни. Она не изменяла своему зрителю ни с моим отцом, ни с одним из своих многочисленных любовников. Она не изменяла своему зрителю даже со мной. Мама обожала зрителя с такой же болезненной страстью, с какой Одри обожала Андре. Я отключилась и только потом заметила, каким взглядом смотрит на меня таксист в зеркало заднего вида.
– Точно не надо в полицию? – переспросил он. Я покачала головой.
– Отвезите меня в Бибирево, – попросила я.
У