Грабеж – дело тонкое. Вячеслав Денисов

признался, что не слышал. Тогда председатель развернул перед ним словесный триллер. В течение четырех последних месяцев Тернов сотрясала череда разбоев, происходящих по одному и тому же сценарию. Посреди ночи раздается звонок в дверь, человек представляется сотрудником милиции и просит срочно позвонить по телефону. Заспанные хозяева квартиры открывают дверь и тут же получают по носу кастетом. После, не приводя потерпевших в чувство, лжесотрудник милиции забирает дорогостоящие вещи, деньги и уходит. Из четырнадцати подобных фактов два закончились смертельным исходом, так как злоумышленник бьет, по всей видимости, от души.

      – Я хочу, чтобы вы подошли к делу со всей ответственностью и вынесли законный приговор.

      – А разве я выносил когда-нибудь приговор незаконный? – обиделся Левенец.

      – А разве я вам когда-нибудь предъявлял свои претензии по этому поводу? – срезал его Николаев. – Я говорю это всем, почему же вы должны быть исключением?

      И Левенец совершил глупость.

      – Струге вы этого никогда не говорите, – буркнул он, смахивая со стола дело.

      – Закройте дверь, Павел Максимович, – попросил Николаев. – Закрыли? Хорошо. Так вот, когда вы дорастете до уровня Струге, тогда у меня не будет необходимости повторять то, что я повторяю всем судьям, которым отписываю дела. Хотите добрый совет на будущее?

      Левенец не хотел, но сказал, что хочет.

      – Занимайтесь созданием исключительно собственного авторитета. Есть постаменты, которые не удается сдвинуть с места не только молодым людям, но и видавшим виды зубрам. Вы не относитесь ни к первым, ни ко вторым, поэтому примите этот совет, как единственный полезный из тех, что вы получаете в своем прокуренном кабинете.

      – Я не курю, – слегка дрогнувшим голосом заметил Павел Максимович.

      – Об этом я речь и веду.

      Последний разговор с председателем заставил пошатнуться выстроенное кредо Левенца, однако это было лишь ничтожное колебание. Ситуацию тут же прояснил Кислицын, появившийся в кабинете молодого судьи через минуту после того, как тот покинул приемную председателя.

      – Не обращай внимания, Паша, – успокоил он. – Я же тебя предупреждал о круговой поруке и необходимости нам держаться вместе. Главное, не ошибайся в приговорах, а остальное все приложится. У тебя еще не закончился период адаптации, на коже остаются шрамы от любых наскоков. Через год они затянутся, а кожа загрубеет настолько, что появление следующих шрамов будет просто невозможно. Держись людей, которым доверяешь, наша сила в дружбе. А что Николаев о Струге говорил?

      – Да... – отмахнулся вновь воспрянувший духом Левенец. – Что есть постаменты, сдвигать которые – себе дороже.

      Кислицын почесал подбородок.

      – А совсем недавно он хотел, по негласной просьбе председателя облсуда Лукина, втоптать Струге в дерьмо. Да, что с людьми происходит? Сегодня он такой, но наступает завтра – и он совершенно другой. Этому Струге прощается все, за что тебя или меня