Недоработки есть в каждом деле, их не может не быть. Никто не безгрешен, в том числе и следователь. Особенно если это следователь Вагайцев, торопящийся в Гагры в декабре.
Смагин Кряжина не торопил. Встречая его в коридорах, дважды за пять дней заглянув к нему в кабинет, начальник управления ни разу не завел речь о деле Разбоева.
– Вчера видел твою балерину, – бросил он однажды, закуривая, едва переступил порог.
Тема была давно пережита, а потому задеть советника не могла. Тот даже не оторвался от записей, лишь стрельнув глазами в сторону вошедшего. Балерина, о которой зашла речь так неожиданно и несколько не к месту, была одна из солисток Большого, с коей Кряжин однажды едва не завел то, что на языке лириков именуется романом. Он всегда был сторонником изыска в отношениях, знатоком классики и любителем утонченности. Это и стало решающим в едва не совершенной Кряжиным ошибке. Но ошибку ту исправила сама прима. Только что потеряв голову от Кряжина и не успев ее еще как следует найти, она тут же увлеклась хореографом.
– Вероятно, закончились гастроли, – философски отнесся к новости Кряжин.
– Она стояла у входа в прокуратуру и взглядом, полным тоски, смотрела на бронзовую табличку. Бедная женщина... Она до тебя не дозвонилась?
– Дозвонилась, – Кряжин нехотя оторвался от какого-то протокола и поднял на Смагина взгляд. – Я послал ее в Большой. И не такая уж она бедная. «Ауди» перед входом видели? Она на нем.
– Вчера был на «Локомотиве»... – выждав, сменил тему начальник управления.
– Да вы о деле Разбоева никак спросить хотите? – перебил Кряжин.
– Нет-нет, работай, – засуетился госсоветник и покинул кабинет.
«Нет-нет, – мысленно передразнил Кряжин и снова склонился над делом. – Как же...»
«Тело расположено у подножия клена, головой в сторону остановки общественного транспорта... Руки раскинуты в стороны, при этом правая лежит вдоль туловища, а левая согнута в локте и ладонь тыльной стороной наружу находится на уровне головы...»
Кряжин не знал, как читают протоколы другие следователи. Не знал, но догадывался по их последующим действиям. Кому-то из них хватало изложенного, все написанное он воспринимал на веру, не желая мучить себя поисками. Другие врезались в материал, и половина из них дела переиначивала, приводя к тому же концу, да только с другой стороны, ибо считала такое развитие событий более правдоподобным. Но были и те, кто, пытаясь живописно представить описанные сюжеты, искали в них правду и, не находя, начинали искать ее сначала.
Наверное, Кряжин относился к последним. Все, что он пытался сделать, перечитывая чудовищные по объему материала тома Вагайцева, это придать написанному реальность. Вдохнуть в скупые диалоги главных действующих лиц жизнь и в жизни этой увидеть правду.
Время у советника еще было. Его нет у Генерального и Смагина. У Разбоева этого времени – залейся. Вагайцеву – тому вообще на все наплевать.