Брюс, высоко вздернув голову, украшенную длинным угольно-черным париком, шагая широко и размеренно, удалился в сторону хозяйственных пристроек.
– Что это было? – опешил Егор, вопросительно глядя на жену. – Вернее, кто это был? Яша Брюс, мой лучший друг? Да нет же, не верю! Саня, ущипни меня – чтобы проснуться… Ой, зачем же так сильно?
– Ну извини, милый! – Санька нежно чмокнула его в щеку. – Сам же просил. Да, а с Яковом, определенно, творится что-то не то, словно бы подменили человека… Может, он просто устал с дороги? Ничего, сейчас попарится с вами в жаркой баньке, глядишь и оттает. Саш, я тебе уже и белье собрала чистое, корзинка вон – стоит в сенях. Прихвати ее и иди, пообщайся с другом своим…
Петр очень любил париться в русской бане и – когда было свободное время – сам же баню и протапливал, замачивал веники, заваривал всякие целебные настои из лечебных свежих и сушеных трав.
Вот и в этот раз царь – потный и раскрасневшийся, единолично властвовал на банном пространстве, отогнав в сторонку всех денщиков и охранных сотрудников.
Когда Егор, зажав в ладони ручку плетеной ивовой корзинки – с чистым бельем и толстой льняной простыней-полотенцем, зашел в просторный предбанник, то краем уха услышал обрывок разговора Петра с Брюсом – через приоткрытую дверь в парное отделение, над которой вился серый дым, исчезая в специальном люке, вмонтированном в потолок предбанника.
– Значит, сердечная рана у тебя, Яша? – мягко и понимающе спросил царь. – Потому и хмур так, непохож на самого себя? Прячешься от всех?
– Извини меня, государь! – послышался равнодушный, какой-то неестественный и притворно виноватый голос Брюса. – Получилось вот так! Забыли меня предупредить, что все польские женщины, без исключения, сколь прекрасны – столь же непостоянны и ветрены…
Егор костяшками пальцев постучал по дверному косяку, предупредительно кашлянул пару раз, спросил громко:
– Господа высокородные, я вам не помешаю? Может, у вас тут секретные разговоры?
– Заходи, охранитель, заходи! – добродушно разрешил Петр. – Какие могут быть секреты от тебя? Все равно – разнюхаешь и вызнаешь, коль захочешь…
На одном большом бронзовом гвозде, вбитом в бревенчатую стенку предбанника, висела царская одежда, на другом – дорожный камзол и черный парик Брюса. Егор поставил на широкую скамью свою корзинку, разделся догола, повесил свои вещи на третий гвоздь, через узкую дверную щель проскользнул в парилку.
Баня топилась по-черному, поэтому находиться в парном отделении во время протопки можно было только сидя на корточках. В топке еще жарко горели березовые сухие дрова, в широком бронзовом котле, вмурованном в тело печи, лениво кипела