Собирали злато, да черепками богаты. Елена Владимировна Семёнова

худощавая фигура, то же бледное лицо с мелкими чертами и почти неестественно крупными глазами, та же тихая печаль на нём. Ни следа важности, надменности, присущей состоятельным дамам. Оторвав взгляд от Ольги, Вигель, наконец, обратил внимание на стоявших рядом с нею людей. Это были полный, среднего роста господин с окладистой бородой и лысым, как колено, черепом, в котором Пётр Андреевич угадал директора театра Авгурского, корнет, неуловимо напоминавший саму Ольгу Романовну, вероятно, её сын, и барышня в белом платье, с непокорными, рыжеватыми волосами и бойким, подвижным лицом.

      Вероятно, Вигель столь пристально смотрел на Ольгу, что бойкая барышня заметила это, и, тронув её за рукав, что-то шепнула. Ольга Романовна отвела взгляд от Авгурского и увидела Петра Андреевича. Вигель понял, что она узнала его, и что уйти теперь было бы не совсем удобно. Подойдя ближе, он почтительно склонил голову:

      – Здравствуйте, Ольга Романовна.

      – Здравствуйте, Пётр Андреевич, – прозвучало в ответ. – Не ожидала вас здесь встретить…

      – И я не ожидал. Вы прекрасно выглядите, Ольга Романовна.

      – Благодарю. Позвольте вам представить: Владислав Юрьевич Авгурский, директор театра.

      – Моё почтение, – кивнул Авгурский.

      – Мой сын Пётр, корнет Х…ого полка. Моя дочь Лидинька. Господа, это мой старый друг Пётр Андреевич Вигель.

      – Друг? А почему он никогда у нас не бывал? – спросила Лидинька.

      – Так сложилась, – неопределённо ответила ей мать.

      В этот момент раздался первый звонок.

      – О, мне надо бежать! Тысяча извинений! – засуетился Авгурский и исчез.

      – Я полагаю, мы увидимся в антракте, Пётр Андреевич? – спросила Ольга.

      – Да-да, разумеется… – кивнул Вигель.

      В зале они сидели далеко друг от друга, в разных ложах, и Пётр Андреевич время от времени переводил взгляд со сцены в темноту, где виднелась фигура Ольги. Он мог бы дать голову на отсечение, что и она смотрит в этот миг не на сцену… Спектакль шёл, а Вигель никак не мог сосредоточиться на нём. А ведь необходимо было смотреть внимательно: Ася просила подробно пересказать… Да и перед Олицкими неудобно. Володя ёрзал на своём месте не в силах сдержать волнения.

      – Бог ты мой, что ты так переживаешь? – шептала ему Надя. – Ведь это даже не новый симфонический концерт!

      – Тебе этого не понять, – резонно отвечал Олицкий.

      Во время антракта Пётр Андреевич вышел из театра и, остановившись на ступеньках, глубоко вдохнул душный в преддверье надвигающейся грозы воздух. Очень хотелось закурить. Впервые за долгие годы. «Вредную привычку» Ася заставила бросить его ещё во время своей беременности, объясняя, что ей становится дурно от малейшего запаха табака. Позади послышался шорох платья. Вигель обернулся и увидел стоявшую на ступенях Ольгу, зябко кутающую плечи в меховую накидку.

      – Какой холодный ветер… – негромко сказала она.

      – Осень