– Опростел! – поправил старую алкоголичку молодой спившийся парень и опустился на корточки рядом с Хмырём, усаженным на скамейку почётным гостем. «Налегай, вот», – протянул он ему закуску в виде шпрот.
– Откудова? – поинтересовался Хмырь.
– Да не стесняйся, люди добрые помогут, ешь! – Филимон снова выпил и закусил. Пошла хорошо, лучше прежнего.
«Забыл, небось, как вчера к Гальке-то лез, а? За цацки мацал!» – смеялась, подталкивая Филимона под локоть, старуха. – А потом с Ванькой нашим чуть за бабу не сцепился! Ха-ха-ха! Он тебе: на кого хобот залупил, козланогий?! А ты!.. Ха-ха-ха!.. Сейчас придёт она, вчера с собой всё тащил, в семью, ха-ха-ха!»
Филимон тоже закатился младенческим грудным смехом. «Что ж ты, водку проливаешь, а?!» – сказал рыжий парень и грузно встал. «Ой, нечаянно», – заспешил оправдаться Хмырь. «Нечаянно? – повторил скептически Ванька. – Ничего, как раз твоя очередь стрелять идти будет».
– Хрен куда пойду, – сказал Хмырь, но и сам усомнился в словах своих.
Тут подвалила барышня в демисезонном пальто – курчавая красавица с сизым соблазнительным фонариком под глазом. И завалилась к Хмырю на колени: «Какое у тебя интеллигентное лицо, люблю таких. У меня муж интеллигент, профессор, ёжки! Ха-ха, что молчишь?! Не узнал?! А ну обними!» Хмырь послушно вцепился в Галю руками.
– Давай выпьем с тобой! Палёная-то она вкусней, в ней подсластители всякие, да, Махруша?! А настоящую водку-то пьёшь, она и не чувствуется, я-то знаю, всякое пила. С профессорами же!
Под разговоры восходило в зенит кудрявое озорное солнце. Мимо шагали далёкие, как звёзды, люди, полные карманов и мелочи в них. На душе Хмыря было погано и скользко. Но ощущалась и своя приятность в этом. Как—то было тепло и сливочно сидеть в этой слякоти на весеннем пьяненьком солнышке. И таять.
Впереди расстилалось великолепное запойное будущее. И стакан в руках светился в лучах его, как родная путеводная звезда.
В очередях
Богат, как известно, русский язык, одно слово «баба» может быть тем, от которого пошло грубое «бабища», а может – и сокращённым от ласкового «бабушка», а ещё на стройках «бабами» забивают сваи, но это уже никак не имеет к рассказу отношения.
Баба Маша с интересом наблюдала молодёжь, от которой всегда ароматно пахло свежестью и чем-то сладким. Молодые жевали жвачку и доставали какие-то странные штуки, елозили по ним пальцами, будто гоняли там чего-то, или кого-то, непрестанно продолжая работать челюстями; и чем яростней они ими работали, тем напыщенней казались, будто молодые самцы и самочки привлекающие внимания друг друга.
Жевали, слушали в наушниках музыку, а взгляд прятали в телефонах, в сумочках, смотрели в пол, взгляд блуждал, стараясь избегать попадания в человеческие глаза. Не заразиться