– А мне все равно нравятся сильные римские солдаты, – неожиданно заявила дочь священника. – Ты посмотри на их торсы! У них все такие, не то что наши!
– Да как ты вообще смеешь, Илана?! Как тебя сердце не осуждает за такие глупости?!
– Ладно, тебя не переспоришь. Но все равно ты совсем глупыш еще, – и она, хохоча, помчалась по ступенькам вниз и уже оттуда закричала: – Идем к дворцу Ирода!
Спустившись вниз, Иоанн увидел, как она, подбежав к фонтану, плеснула воду вверх и резко закружилась, вытянув руки. Поведение Иланы насторожило юношу. Как ему казалось, вела она себя чрезмерно вольно, даже опасно вольно, до того раскованны были ее движения, а вместе с ними независимы и суждения. Свобода, что по природе своей свойственна лишь детям, удивительно совмещалась в Илане с ее острым умом и немалыми знаниями. Невероятное сочетание инфантильности и мудрости. И, что главное, – никаких предрассудков. Обычных, ничем не выдающихся людей жизнь с каждым днем все больше и больше засасывает в пучину суеверий и предубеждений, разум их утопает в страхах, и мысли о свободе быть собой пугают больше всего. Ей же страхи были совершенно чужды, они словно обходили ее стороной, побежденные ее стремлением к независимости и отвагой, с которой Илана об этом заявляла всем своим существом.
– Идем! – снова позвала она и, пританцовывая, направилась в сторону дворца.
Иоанн был обескуражен. Он не знал, как объяснить происходящее. В его представлении образ женщины сводился к домохозяйке, беспокоящейся лишь о быте. А тут мыслящее создание, такое юное, но уже мечтающее о том, о чем он никогда и не смел и думать. Никогда раньше он не имел дело с девушками, а тут сразу – такая… Удивительно.
Вскоре они приблизились к дворцу. При одном взгляде на изумительные здания со сторожевыми башнями Иоанна охватила гордость за свой народ, который некогда пришел на эти земли из Египта. Вспомнились времена единого царства, внутри всколыхнулись неясные мечты о возвращении былой славы. Однако юноша со стыдом признавал, что совсем еще мало разбирается в политике и истории своей родины.
Ограждения крепости украшали восемь симметричных четырехгранных башен, возвышающихся над основным массивом строения. Подобно стенам, по периметру они имели оборонительные зубцы. По видению Ирода, над стенами цитадели с северной стороны зодчий возвысил три башни. Первая, самая высокая, называлась Фасаэль, в честь родного брата Ирода. В ней находились шикарнейшие бани и покои, достойные самых почетных гостей. Вторая, Хипикус, названная в честь друга грозного царя, служила хранилищем для воды, а третья, с полукруглым куполом и украшенной колоннами смотровой площадкой, называлась Мариамна, в честь любимой жены основателя.
Очень красивы были оконные проёмы, которые необыкновенно отделаны намеренно