Художник, таким образом, всегда балансирует на грани, не давая себя интегрировать; он – «профессиональный революционер», подрывник («взрывает дома-многоэтажки в спальных районах»). Если хочешь – эстетический террорист.
Если я начну возражать по пунктам, выйдет очень длинно, поэтому намечу свои несогласия тезисно, пунктиром. Адорно не «улучшил» диалектику, абсолютизировав моменты «негативности» и процессуальности. Вообще говоря, для эстетика (если он не путает онтологию с сотериологией) не важно, существует ли цельность «в действительности». Индивидуация – это вопрос: «Как же так, бля?» А снятие индивидуации – это не ответ (что тут ответишь?), а такое мягкое, интимное, втихую «затыкание рта». Человеку не отвечают, а приводят его в такое состояние («дионисийское»), когда он перестает спрашивать («задавать дурацкие вопросы»). Это состояние (пускай хоть и «инфузорное», хоть горшком назови, только в печку не ставь) – и есть цельность. Она существует «до культуры», а культура «возводит»/ «низводит» (как больше нравится) человека «обратно». И эта цельность в принципе «предшествует»/«наследует» (на выбор) не только культуре, но и человеку (поскольку последний по крайней мере наполовину состоит из культуры). Коренной порок концепции Адорно (а с ним и всей франкфуртской школы – Маркузе, Хоркхаймера и иже с ними вплоть до Хабермаса) состоит в том, что у них всему предшествует «социальность» с ее «противоречиями». Если это так, то ее можно только «отражать» и тут же «уничтожать» (дробить), потом опять отражать и уничтожать и т. д. в режиме дурной бесконечности. «Негативная диалектика» – это просто «недодиалектика», которая начинает не с начала, а почему-то с середины. Если же начать с начала, тогда выяснится, что искусство не «отражает», а «снимает»; не «действительность», а индивидуацию. А вопросы техники («укрупнять» или «разукрупнять», министерства или совнархозы) –