И все из-за Александры, это она хвост петуху выщипала. Я видела, как она гусей купает: схватит за шею и окунает в пруд, поэтому гуси шипят на Александру, долго обиду помнят. Вот так мы и живем в нашем зверинце.
До встречи в родных краях…
По дороге, что ведет к Васильевскому кладбищу, бредет одинокая женщина. В руках у нее верба. Не та, что весной распускает мохнатые желтые цветы. Такую вербу делают в Литве из сухоцвета, по случаю Прощеного Воскресения. Губы ее бормочут: «Прости… Прости за все и за судьбу нашу нескладную, и за «не джентльмена»… Подвозил Виктор как-то ее огуречные банки с дачи. Надо было поднять на четвертый этаж. На втором задержался и молча передал банки, чтобы донесла до квартиры. Мелькнуло у нее тогда в голове: «Не джентльмен!»
Молчаливая болезнь стенокардия у Виктора оказалась…
Признание в любви
Эта маленькая история случилась в Вильнюсе, в том районе, где много частных домов. В одном из них проживала, да и сейчас проживает сестра моего мужа – Бируте. Есть у нее два сына. Младшему Йонукасу было тогда года четыре и он, казалось, не знал человеческой речи – все с ним изъяснялись с помощью тумаков. Йонасу – затрещина, он тебе – две. Вот так и жили – не дружили.
Со старшим всё было нормально, обыкновенные мальчишеские повадки и интересы. И на риторический вопрос: откуда взялся такой Йонукас, одна природа могла дать ответ.
Бируте, человек творческий, вязала много красивых вещей, пекла очень красивые торты, которые невыносимо жалко было есть, и не очень была озабочена воспитанием сына.
Мы жили в Каунасе и часто приезжали к родителям моего мужа в Вильнюс и заодно посещали сестру. Я тогда была в положении, уже где-то на восьмом месяце. И вот, представляете картину: такой пончик (точнее «пончище» – я еще тогда носила пончо) и маленький Йонукас играют в прятки в саду. Или, приспособив стенку дома под игру в «козлы», большая и «круглая» тетя с маленьким мальчиком прыгают через мяч. Почему Йонас перестал драться, никто не мог понять да и я тоже.
Он не только перестал драться, он