Взгляд Гейнора по-прежнему метался между нами.
– Ну, допустим, поверю. – Я заметил, что она уже не с такой силой прижимала к себе плачущего ребенка.
Сирены звучали все громче. Я на долю секунды отвел от нее глаза и заметил, что из-за поворота за соседним кварталом выруливает городской полицейский автомобиль с включенными проблесковыми маячками.
– Дай его мне. – Я покосился на Гейнора. – Вы не против, если она даст его мне?
Он встретился со мной взглядом и медленно ответил:
– Хорошо.
Марла застыла, но тоже быстро посмотрела вдоль улицы, по которой неумолимо накатывала волна полицейских машин, и в ее глазах с новой силой вспыхнул испуг.
– Если нельзя, чтобы он был со мной…
– Марла!
– Может, лучше, чтобы никто…
– Не говори так, Марла! – Господи, на что она способна решиться? Броситься под колеса полицейской машины с Мэтью на руках?
Полицейская машина – пока всего одна, – скрипнув тормозами, остановилась, и из нее выскочили двое полицейских: чернокожий и белый. Я не сомневался, что знал их в то время, когда писал репортажи для «Стандард». Чернокожего звали Гилкрайст, белого – Гумбольдт.
– Дай его мне! – крикнул Гейнор и угрожающе пошел на Марлу.
Гилкрайст достал револьвер, но держал его дулом к земле.
– Сэр! – рявкнул он громовым голосом. – Не прикасайтесь к этой женщине!
Гейнор поднял глаза на копа и ткнул пальцем в сторону Марлы:
– Это мой сын! У нее мой сын!
Черт! Ситуация хуже некуда и через долю секунды грозит превратиться в критическую. Полицейские понятия не имели, что тут происходит. Наверное, решили, что это спор об опеке. Громкие домашние разборки.
– Офицер Гилкрайст, – позвал я.
Голова чернокожего копа дернулась в мою сторону.
– Я вас знаю?
– Дэвид Харвуд. Когда-то работал в «Стандард». Это моя двоюродная сестра Марла. Она сейчас переволновалась и… готова отдать мне ребенка. А мистер Гейнор не против. Я прав?
– Всем оставаться на своих местах, – приказал Гилкрайст. Его напарник подошел ближе. – Просветите нас, Харвуд.
– Будет проще разговаривать, если Марла отдаст мне ребенка.
– Вы согласны? – Это были первые слова, которые произнес Гумбольдт, обращаясь к Биллу Гейнору.
Тот кивнул.
– Как насчет вас, Марла? – спросил Гилкрайст.
Марла сделала четыре неверных шага в мою сторону и осторожно отдала мне плачущего ребенка. Я прижал его к груди одной рукой и осторожно обнял другой, чувствуя тепло и трепетание маленького тельца.
Гилкрайст убрал оружие.
– В доме… – сказал я срывающимся голосом. – Вам надо… зайти в дом.
– Что там в доме? – спросил Гумбольдт.
Ему ответил Гейнор:
– Моя жена.
В этих двух словах было столько боли, что полицейским не пришло в голову спрашивать, что с ней приключилось.
Гумбольдт с револьвером