Неужели это так заметно, спросил себя Антон, нет, это, наверное, чисто женское чутьё. Почему-то он боялся обнаружить своё чувство. Или, может быть, ещё сам не уверился в нём. Хозяин Иоганн – человек, судя по всему, добряк. Бывают такие счастливые люди, у которых сразу заметна их доброта. Он рассказывал про то, как семейство волков узнаёт его, и волки, и волчата, чем они отличаются от собак, какая у них семейная жизнь. У них, например, есть дядя, холостяк, который сварлив, неуживчив, дядя этот доставляет семье много хлопот, но почему-то они терпеливо возятся с ним. Родители-волки помогали Иоганну лечить волчат. Звери часто привечали его как ветеринара. А у мальчиков любимцами были бобры, они помогали бобрам строить плотину, в парке были созданы условия для того, чтобы бобры могли заниматься своей работой.
После обеда перешли в гостиную, там устроили концерт. Семья составила квартет: Амалия села за фортепиано, мальчики взяли скрипки, Иоганн играл на виолончели, за младшего Иоганн извинился, он играл на альте и у него ещё не очень получалось.
Играли Моцарта, его ранние вещи, Моцарт для Антона был сродни Пушкину, оба были примерами абсолютных гениев. Что есть абсолютный гений? Антон считал, что у Пушкина всё совершенно – всё, что он писал, даже письма его были совершенны и по форме, и по краткости. У Моцарта то же самое, недаром он писал свои сочинения набело, у него почти не было черновиков. Музыковеды и литературоведы были убеждены, что им обоим диктовали свыше и стихи, и музыку, других объяснений они не признавали.
Эти двое и для Антона были божественным явлением, запредельным, неподвластным законам науки. Ему хотелось, чтобы в этой жизни всё-таки оставалось место чуду, хотелось видеть весь мир, всю природу, её устройство, её красоту, её мудрость не как работу эволюции. Сколько бы человек ни старался, ничего подобного божьей коровке он не мог создать. За пятнадцать лет работы электроаппаратура становилась всё совершеннее, имела дело уже с огромными напряжениями, и всё равно ей было далеко до природных явлений. Ни в каких лабораториях невозможно было получить молнию длиной в несколько километров. И та же музыка, которую он сейчас слушал, этот Моцарт в корявом исполнении, где скрипки, и особенно альт, ковыляли, по-детски спотыкаясь, музыка всё равно была божественной. Этот домашний концерт открыл ему иные радости домашней жизни. За весь вечер никаких разговоров о политике, об экономике, о ценах, о правительственных событиях – здесь существовал мир отдельный, достаточный, не имеющий отношения к миру газет, телевидения и всего того, что обычно волновало окружение Антона.
Амалия благодарила его за посещение, он чувствовал, что она по-настоящему рада, что он побывал у них, и понимала, что её