История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3. Дмитрий Яворницкий

с тем, чтобы похвалить Ивана Гусака и все запорожское войско за постоянство и за верность великим государям и уговорить кошевого атамана, дабы он того плута Петрика схватил и в город Батурин прислал. Посланец должен был передать всему войску гетманский лист, а с кошевым атаманом поговорить наедине и за его услуги двойную «заплату» ему пообещать, в залог чего передать ему гостинец – 20 ефимков и турецкую саблю в 40 рублей да товарищам его судье, писарю и есаулу по 10 ефимков также наедине вручить. Гетманский посланец, прибыв в Сечь, прежде всего представился кошевому Гусаку и имел с ним тайный разговор. Кошевой Гусак зазвал Сидора Горбаченка к себе в чулан и там, поцеловав перед ним крест, стал уверять, что он во всем желает добра гетману и что гетман по тому самому нисколько не должен сомневаться в нем.

      Затем, когда в Сечь приехал татарский посол и на собранной раде был вычитан Петриков лист, то кошевой, вернувшись к себе, пригласил гетманского посланца в курень и изложил ему все то, что на раде произошло. Кошевой рассказал, что у них в Сечи был один казак, который за свое злое дело, то есть за то, что многие в курене вещи покрал, был прикован «к кобылице» за шею замком, но ему кто-то тот замок на шее разбил и он из Сечи к Петрику ушел. Того казака будто бы сам гетман с листами к Петрику прислал; но казак, находясь в Сечи, зарыл от страха где-то в землю листы. Только ни сам кошевой, ни запорожские казаки не верят в пересылку через того казака гетманских листов; если гетману и городовому войску была какая-нибудь «налога» от Москвы и нужно было за ту «налогу» запорожское войско поднять, то он бы к самому войску, а не к «тому дураку» свой лист послал. Ни турецкому, ни Петрикову листам запорожские казаки веры не придают, потому что в них нет правды никакой и все то измышляют гетманские враги с намерением ссору с Москвой учинить и военный поход на украинные города объявить. У гетмана немало таких врагов, и если он не отсечет трем «тамошним» голов, то ни ему в гетманстве покоя не знать, ни Украине добра не видать: первому – Полуботку; другому – Михайле, а третьему – что всегда при нем живет, сам додумается кому. А относительно запорожцев пусть гетман не думает, будто все бунты начинаются именно от них или от тех, что приходили на добычу из городов, то есть от казаков Лубенского полка, которые не хотят аренды платить, оттого бунтуются и желают с Петриком идти, или от казаков Гадячского и Полтавского полков, которые говорят, что гетман в городах и в селах много старост постановил, потому бунтуются и Петрика ждут. Хотя всех таких в Запорожье набралось до 10 000 человек, но кошевой отпустил их за добычей по соль, и когда часть их, вместе с войском низовым, повстречалась с татарским послом, то она даже и не хотела слушать «прелестных» татарских листов. А что пишет крымский хан, требуя присяги себе от атаманов всех куреней, когда он придет в Каменный Затон, то они никогда той присяги ему не дадут и сам кошевой атаман без аманатов с татарской стороны в Каменный Затон не пойдет: он будет просить хана к себе и поступит так, как скажут атаманы куреней. Если же хан в Сечь не пойдет,