Еще в 1875 году карикатурист Андре Жилль изобразил над входом в безымянное кабаре, где сам выступал как шансонье, выскакивающего из кастрюли кролика в красном шарфике. Цвет шарфика намекал на Коммуну: Жилль успел поучаствовать в баррикадных боях. Кабаре тотчас же прозвали «Кроликом Жилля» (Le Lapin à Gill), но скоро кто-то заметил, что, если чуть-чуть изменить второе слово, получится гораздо смешнее – Le Lapin Agile – «Проворный Кролик».
Около 1900 года у «Кролика» охотно собирались художники, потому как все они жили неподалеку. Сюда заходили пропустить рюмочку абсента и Ренуар, и Ван Гог, и Тулуз-Лотрек; Пикассо вообще был там постоянным клиентом, а в начале XX века появился Аполлинер, читавший публике свои стихи.
Здесь же, за углом, жил Аристид Брюан, по-видимому, первая настоящая звезда шансона, певец, которого знают все – по портрету Тулуз-Лотрека, увековечившего его в черном пальто и красном шарфе.
Я толкаю дверь и понимаю, что здесь ровно ничего не изменилось, а ведь именно здесь все начиналось, здесь на самом деле был дан старт тому, что стало современным шансоном. Брюан обладал способностью выводить публику из себя. Эта способность и сделала его знаменитым. Публика приходила специально послушать его, а вдобавок получала прекрасные песни. Обо всем этом я сейчас и расскажу.
«Клип-клап, / Клип-клап, хоп-ля-ля»
«Проворный Кролик» постоянно пытается эксплуатировать прошлые заслуги своего знаменитого кабаре. Закажите выпивку и слушайте. Сперва юные девушки разогревают зал, исполняя классические веселые песенки.
Собственно программу начинает человек с мегафоном; он приносит музыкальный инструмент и снова уходит, чтобы принести тетрадку с текстами. Меня немного раздражает его наглое поведение. Похоже, он делает все, чтобы нас рассердить. Поглядите-ка, трюк Аристида Брюана все еще работает, а ведь мне хотелось узнать, как он дразнил публику.
Прежде чем я это осознал, я уже подпевал актеру. И не только подпевал: скоро обнаружилось, что мне всучили что-то вроде громадной погремушки. Дама напротив с энтузиазмом размахивала треугольником. Атмосфера становилась все более отвязной. Апофеозом стали последние два номера все того же «Брюана», но сперва нас ожидал еще один сюрприз. На сцену внезапно ворвалась какая-то дама… Впрочем, – о чем я? Никакой сцены там не было, она появилась между столиками. И была объявлена как Иветт Жильбер с севера.
Иветт Жильбер? Величайшая звезда начала XX века? Та, что расчистила дорогу реалистическому шансону а-ля Эдит Пиаф? Та, которую, как и Брюана, изображал на своих холстах Тулуз-Лотрек?
В 1889 Зигмунд Фрейд приехал в Париж на первый конгресс по гипнозу и услыхал пение Жильбер. Они вступили в переписку. И на письменном столе отца психоанализа долгое время стояла фотография его любимой певицы