– Моя мать любит рассказывать на рынке, что эти статуэтки обладают магической силой, – вымолвил Гай, найдя глазами старика, – и иногда мне кажется, представьте себе, что в этой болтовне есть доля истины, порой они даже снятся мне, как будто в них содержится что-то живое, некая энергия, душа, которая даже копиям передаётся… Ведь заключена она не столько в фигурке, сколько в самом образе… Такая душа…
– Идея? – подсказал Друбенс.
– Да, пожалуй… И поэтому я стал писать эти слова, пусть у каждой фигурки будет своё имя… Я так долго смотрел на каждую, пока шлифовал и полировал копии, что поневоле думал: создавший их, кем бы он ни был, он ведь в них что-то вкладывал… Взгляните, – Гай встал и подошёл к серванту, где на одной из полок в ряд стояли готовые на продажу статуэтки, – каждая из них – попытка передать суть определённого явления в образе молодой женщины. Вот эта, например… – он взял в руки фигурку девочки с маленьким древесным листочком на ладони – богатство, потому что самое ценное – это жизнь. А эта… – он показал Друбенсу сидящую на коленях девушку с распущенными волосами и разбитым сосудом, прижатым к груди, – время, потому что его не вернуть, как воду, сочащуюся из треснувшего кувшина, ну а это, – Гай коснулся третьей фигурки, стройной женщины в длинном одеянии, смыкающей руками обруч, – смерть – ведь в конце будет то же, что и в начале…
Гость вдумчиво слушал, пощипывая двумя пальцами свою остроконечную бороду.
– Люди лишены способности передавать друг другу мысли на расстоянии. Иногда я об этом жалею, – проговорил он, делая шаг к серванту со статуэтками, – но так ли это на самом деле, – Друбенс встал рядом с Гаем и осторожно взял в руки фигурку девочки с листком, пальцы оставили на ней тёмные следы, повредив тончайший слой гипсовой пыли, осевшей на материале, – художественное творчество, на мой взгляд, призвано служить именно этой цели. Передаче мыслей. Автор может находиться как угодно далеко, на другом конце