Сама виновата. Ловко сбежала, да еще украла смирную рыжую кобылку, отпущенную с миром недавно, верстах в десяти от города. Доберется и одна домой, дорогу знает. Римах и Дари, само собой, порывались меня проводить, но первому не до чужих забот, сына женит на днях. Всем селом спешно достраивают молодым дом и готовят пир. А Годею одному здесь и вовсе не место, мало ли как все обернется.
Платежеспособного и достаточно честного лекаря мне советовали искать левее от ворот, куда и ткнул пальцем сонный страж. Жил Торитт в верхней зажиточной части города, расположившейся между впустивших меня восточных ворот и южных, более оживленных и торговых. Миновав пыльные улицы квартала городской стражи, я убедилась, что в городе встречаются и парки, и небольшие уютные садики. Знать селилась просторно и со вкусом, к ней льнули крикливо богатые и пестрые купеческие улицы, ниже и севернее, судя по рассказам, расположился рынок, за которым теснились ремесленные слободки.
Рабы Дарса удивили меня больше хозяев. Сытые, нахальные, охотно гнущие спины перед своим господином и способные злобно травить любого слабого – от нищего до собаки. Мне, одетой не лучше купленных на торге, охотно и шумно хамили. Средних лет илла вынесла грязную воду и прицельно плеснула в идущую мимо нищенку, которую ставила много ниже себя.
Я по наивности думала спасать рабов от произвола Карна, но, оказывается, многих спасать поздно и даже не нужно. Да, они желали подняться повыше по лестнице власти, но о настоящей свободе и не мечтали! Там, в их степи, голодно и трудно. Тут, в городе, сытно, безопасно, спокойно. О куске хлеба, одежде и наградах за хорошее поведение пусть думает хозяин. Даже отвечать за свои слова и дела не надо. Появятся, к примеру, у меня претензии к хамам в ошейниках – буду разбираться с их владельцами.
Пережить открытие оказалось непросто, а новый гвоздь в крышку гроба моей наивности забили на соседней улице. Отступив к стене, я пропустила закрытые носилки знатного господина, внесенные четырьмя рабами в ворота ближнего дома. Ворота еще не закрыли, когда молодой вельможа раздвинул шторки и шагнул на дорожку, ведущую к дому. От дверей к нему тотчас подбежал мальчик лет семи в ошейнике, упал на колени и принялся целовать ноги. Он делал это с собачьим восторгом. А хозяин виновато морщился, отодвигался и просил прекратить. Кажется, ему в происходящем было почти так же неприятно участвовать, как мне – смотреть. Пока господин шел к дверям, пацан бежал следом, у входа привычно пал на колени, помог снять сапоги и вымыл хозяйские ноги. Мой дар утверждал, что мальчик вовсе не дурачок, как показалось вначале. И он действительно счастлив услуживать и унижаться, он родился и всегда был вещью, и искренне считает себя вещью, полезной и забавной. Отними у такого рабство – возненавидит. Створки ворот сошлись с легким стуком. Очнувшись от резковатого звука, я пошла дальше. Любой мир не прост, и этот тоже. Но ведь его запутанность – не повод бросить все и бежать жаловаться