Слова падали монотонно. Было видно, какой болью даются они Риану. Иногда он надолго замолкал и безнадежно смотрел на Змея, струящегося с гор. Словно искал поддержки. Таким был Радужный и две сотни лет назад – радостным, прекрасным, живым. Только он и остался от прежнего мира. Он и Риан… Сколько же лет, вернее, веков, загадочному хранителю? Друзья уходят по ступеням, а он по-прежнему здесь, на пороге, один. Живая память. И боль.
Я не сомневалась – он помнит их всех не только по именам, помнит до последнего слова, жеста, душевного порыва. Помнит детьми, беззаботными подростками, одолевающими беды юными героями, счастливыми родителями, усталыми путниками, умудренными жизнью стариками…
– Пока одни уходили, а другие приходили, было легче? – спросила я почти нечаянно.
– Когда ушла последняя снавь, я умер, – тихо ответил он. – За гранью жизни им память не нужна. Она всегда для тех, кто здесь, в мире. Я учил, выслушивал, утешал, лечил, мирил, ругал, кормил, рассказывал сказки, спорил… Поколения сменялись, но продолжалась жизнь. А последние сто девяносто семь лет я молчал.
– Ты был всегда?
– Нет, вот ужас-то, как можно такое подумать! – он чуть усмехнулся. – Просто давно. Мы, долгожители айри, в мир людей почти не ходим. Только хранитель живет здесь, да еще его ученик, когда приходит пора сменяться и находится новый хранитель. Мы живем рядом, высоко в горах Змеиного кряжа. Правда, люди туда не могут попасть. Даже снави. Так устроен мир, мы очень разные.
Я набрала воздуха в грудь и рассказала ему про эльфов. Риан тут же гордо продемонстрировал свои уши – совершенно нормальные, человечьи. Потом запретил мне называть его Альвом и наотрез отказался петь. Голос, мол, это не самое сильное из его качеств. А еще открестился от магии. Нет, Релат – мир обыкновенный, страшных ведьм (кто такие?) и могучих магов-волхвов (ну что за детские сказки, Ника!) тут не водится. Колдовских источников, волшебных палочек, единорогов – тоже нет. И без того интересно живут.
Странный… И все же… что-то такое в нем чувствуется определенно эльфийское. Хотя бы этот живой внутренний свет и бесконечная доброта.
Радуясь возможности ненадолго уйти от страшной истории, которую мне еще предстояло дослушать, а ему – дорассказать, мы деловито перебрали прочие признаки толкового эльфа. С долей раздражения Риан признал, что из лука люди стрелять не умеют по определению, видят плохо, гибкостью не обладают. Потом мы неосторожно затронули тему врачевания ран и живучести. С чем и вернулись к истории рода Карн.
– Как один безумец мог разрушить жизнь целых народов? – я недоверчиво пожала плечами. – Он же утратил дар. Не мог не утратить!
– Именно. Увы, произошедшее