сон (clouds). (Эта периодичность, по-видимому, лучше всего объясняется обстоятельствами ухода за больным отцом, чему она месяцами отдавалась с огромным усердием. Тогда ночами пациентка бодрствовала, внимательно прислушиваясь к каждому движению отца, или лежала, не смыкая глаз, в своей постели, переполненная тревогой за его здоровье; после обеда больная ложилась на некоторое время отдохнуть, как это принято у сиделок; такой ритм ночного бодрствования и дневного сна, вероятно, незаметным образом наложился на ее собственную болезнь, сохраняясь даже тогда, когда сон давным-давно сменился гипнотическим состоянием.) Если сопор (глубокое помрачнение сознания) продолжался час, то пациентка становилась беспокойной, постоянно переворачивалась с боку на бок, выкрикивала: «Мучить, мучить», делая все это с закрытыми глазами. С другой стороны, было хорошо заметно, что в своих дневных абсансах Анна О. всегда пыталась изобразить какую-либо ситуацию или историю, о содержании которых можно было догадываться по отдельным словам, которые бормотала пациентка. Происходило и такое. Кто-то из близких людей намеренно (в первый раз это произошло совершенно случайно) проговаривал одно из таких ключевых слов в те периоды, когда пациентка начинала заговаривать о «мучениях» – и Анна О. тотчас включала подброшенное слово в существовавшую в ее воображении ситуацию, вначале запинаясь на своем парафазном жаргоне, но чем дальше, тем все ровнее и свободнее лилась речь больной, пока, наконец, пациентка не начинала говорить на абсолютно правильном немецком языке (в первое время болезни, еще до того как она полностью оказалась в плену английского языка). Истории, сочиняемые находящейся в глубоком трансе пациенткой, всегда были прекрасны, иногда даже поражали слышавших их людей, чем-то напоминая сказки Андерсена, а вероятно и создавались они по образу и подобию историй знаменитого сказочника; чаще всего исходным и центральным пунктом всей истории была девушка, переживающая тревогу у постели больного; но появлялись и совершенно противоположные мотивы, которые искусно вуалировались. Вскоре после рассказанной истории Анна О. просыпалась, по-видимому, успокоенная ходом выдуманной ею истории; сама пациентка называла такое состояние «приятностью». Позже, ночью, пациентка опять становилась беспокойной, а утром, после двухчасового сна, становилось ясно как божий день, что она находится в совершенно другом психическом состоянии. Если Анне О. не удавалось в вечернем гипнозе до конца рассказать всю созданную ею историю, то вечернее умиротворенное настроение не возникало, и на следующий день, чтобы улучшить свое состояние, ей приходилось рассказывать две истории.
В течение всего полуторалетнего периода наблюдения за пациенткой основные проявления ее болезни оставались теми же самыми: частые и тяжелые абсансы в вечерних аутогипнотических состояниях, действенные продукты фантазии в качестве психических стимулов для активности, уменьшение, а то и временное полное устранение симптомов после использования возможности
