Старик снял с правой кисти горностаевую рукавицу, отороченную мелкими александритами и некоторыми другими уральскими и цинь-линьскими самоцветами и накрыл золотой набалдашник посоха широкой мозолистой ладонью…
…Командир отряда специального назначения вновь припал к биноклю. Ему удалось еще несколько секунд полюбоваться сверканием до сих пор нереквизированного фантастического богатства на шубах купца-кровососа и купчихи-проститутки, а затем ярчайшая вспышка больно ударила по глазам Даниила Курдюкина и на кладбищенскую горку опустилась Египетская Тьма…
…Внучка крепко держалась за руку деда все время, пока вокруг царила кромешная тьма, тоскливо выли злые нездешние вьюги и мелькали россыпями холодных искорок далекие огни в высоких узких окнах причудливо построенных дворцов надменных и жестоких властелинов могучих и богатых государств, где земного человека не ждало ничего, кроме невообразимо ужасных страданий и куда ни в коем случае нельзя было попасть им с дедом… Но она не боялась, твердо веря в почти безграничные возможности своего дедушки…
…Она очнулась в его сильных руках, долго с изумлением смотрела на огромную круглую луну в ночном небе, полыхавшую раскаленным голубым светом, на высокие заснеженные ели и глубокие сугробы и на освещенные изнутри не особенно уютным красноватым светом квадратные окошки длинного приземистого строения под двускатной тесовой крышей. Из двух труб, торчавших на обоих скатах крыши, валили густые клубы дыма. Цвет дыма этого под воздействием света луны отдавал нездоровой желтизной.
– Чем, интересно, они топят?! – послышался рядом мужской насмешливый голос. Девушка повернула голову на голос и метрах в трех от себя увидела огромного заиндевевшего тяжеловоза – настоящего великана лошадиного племени, впряженного в длинные широкие розвальни. На розвальнях, занимая едва ли не всю их площадь, полулежал, подмяв под свое сильное тело приличную охапку сена, былинный русский богатырь в изрубленной кольчуге и с разбитым остроконечным шлемом, откровенно криво державшемся на макушке окровавленной кудрявой головы.
От богатыря ощутимо несло перегаром, и только что прозвучавший вопрос задал именно он.
На его широком краснощеком лице блуждала добродушная, но крайне неуверенная улыбка. То есть за нарочито беспечной манерой поведения, раненый или просто контуженный богатырь пытался замаскировать полную растерянность, поселившуюся какое-то время назад в его широкой славянской душе. Видимо, ему пришлось побывать в достаточно замысловатом переплете на какой-то дальней погранзаставе возле кромки Дикого Поля, и он остался в живых благодаря лишь своим необычайным силе и сообразительности, многократно воспетым в русском народном эпосе.
– Судя по цвету и запаху дыма – сушеными щуками! – уверенно ответил на заданный по неопределенному адресу вопрос богатыря дед, широко расставивший в стороны усталые