Исчерпав обходные пути, Брэшен решил резать правду-матку прямо в глаза:
– Послушай, Альтия. Ты же пьяна в сосиску. Нехорошо, чтобы на тебя пялились, пока ты в таком виде. Идем, я тебя домой отведу.
Она перестала перечить ему и послушно пошла с ним в глубину полутемного переулка. Это был квартал мелких лавчонок. Одни имели довольно грязную репутацию, хозяева других просто не в состоянии были снять помещение в месте попрестижнее. Перед дверьми заведений, все еще продолжавших работать посреди ночи, светились тусклые фонари. Татуировочные салоны, магазинчики благовоний и лекарств и всякие сомнительные местечки, где можно было разными нетривиальными способами ублажить свою плоть. Брэшен только радовался про себя, что нынче ночью дела здесь явно шли не особенно бойко. Он даже почти решил, будто тяжкие испытания для него готовы были закончиться, когда Альтия вдруг судорожно вздохнула, и до него дошло, что все это время она плакала.
– Ну? Что еще? – спросил он устало.
– Теперь, когда умер мой папа, – ответила она, – никто никогда больше не скажет мне: «Я горжусь тобой, Альтия». – Она как-то незряче мотнула головой и в тысячу первый раз промокнула глаза рукавом. И сдавленно выговорила: – Для него было важно, что я могу. Для них… для все остальных наших… важно то, как я выгляжу… или что другие обо мне могут подумать…
– Ты слишком много выпила сегодня, – сказал он негромко.
На самом деле это была неуклюжая попытка утешить ее, он имел в виду, что такие вещи в голову-то могут прийти разве что пьяную и оттого беззащитную. Хотел, в общем, как лучше… а получилось очередное обвинение. Брэшену стало стыдно, но Альтия только повесила голову и продолжала послушно тащиться следом за ним. «Ну и ладно». Определенно из него получался плохой утешитель, да он, собственно, и не очень-то собирался сопли ей утирать. У него и права такого не было. Но, значит, вот как ее семейство на нее смотрит? И она ему об этом рассказывает, не удосужившись вспомнить, что он сам был в своей семье отверженным, никому не нужным изгоем? Между тем ведь всего несколько недель назад сама его этим же отхлестала. А теперь, значит, счастье переменилось и она от него еще и жалости ждет?
Некоторое время они шагали молча. Потом Альтия снова заговорила.
– Брэшен, – сказала она негромко и вполне серьезно. – Я хочу забрать назад свой корабль.
Он ответил неким неопределенным звуком. Не говорить же ей, в самом деле, что, по его мнению, о таком было глупо даже мечтать.
– Ты слышал, что я сказала? – спросила она требовательно.
– Да. Слышал.
– Так почему молчишь?
Он коротко и горько рассмеялся:
– Когда ты вернешь себе корабль, я, надеюсь, буду на нем старпомом.
– Заметано, – величаво кивнула она.
Да уж. Дело за малым.
Брэшен фыркнул:
– Знай я, что все так просто решится, я бы должность капитана потребовал.
– Э, нет: капитан – я. Но ты, конечно, будешь старшим помощником. Проказница