Есть такая студенческая поговорка: чем лучше вечером, тем хуже утром. Что-то в этом роде. Уснул я, оказывается, прямо за столом. И не я один. Рядом на полу дремало еще несколько человек. Игорек ведь предупреждал: можно и с ночевкой. Выпив пива прямо из горлышка, пусть и теплого, но такого желанного, посмотрел на часы: половина четвертого! Утра, судя по всему, так как темно. Куда же все подевались – Игорь, Влад, Эля? Самое главное – Эля! Она ведь с Мирошниченко вчера весь вечер танцевала! Ведь что ей делать оставалось, если ты бухал, как последний жлоб?
Поднялся из-за стола, чуть не рухнул на кого-то внизу.
– Цвет, ты успокоишься сегодня или нет, а то я тебя успокою!
– Тише ты, обалдуй царя небесного! Не видишь, люди спят!
Стараясь ступать как можно неслышней, вышел в коридор. В туалете горел свет. Может, там кто-то застрял? Осторожненько нажал на дверь. Никого, слава Богу! Повезло! И в ванной свет. Понятненько, богатые люди, что им лишние копейки за электроэнергию, пусть нагорает себе. Вот у немцев, говорят… Чья-то расческа на полочке у зеркала. Точь в точь, как у Эли моей. Так… Означает ли это, что она где-то здесь? Может, таким странным образом подает мне сигнал? Ну да, не могла же без меня уйти? Попросила, наверное, Игоря постелить ей где-нибудь, пока я просплюсь, ждет меня, девочка моя.
Какая-то дверь – осторожненько нажимаю: так, Игорек спит в обнимку со своей девушкой, школьная подруга, вечером знакомил. Еще одна дверь – квартира, как у нас, распашонкой, только одна комната лишняя. Здесь-то я их и увидел, голубков. Даже простыней не успели накрыться, ее голова у него на груди, курят, в чем мать родила. Влад попытался вскочить, она его удержала, обняв за плечо:
– Не надо, Владик, я ему потом сама все объясню.
И мне:
– Витя, закрой, пожалуйста, дверь, утром поговорим.
Психика молодая, неустойчивая. Потом, несколько раз в жизни, на мою долю выпадали подобные удары и похлеще бывало. Но тот, первый, саднит до сих пор. Наверное, потому, думаю я, что был совершенно не готов, то есть, абсолютно не защищен, открыт, подставился. Главное – думал, среди друзей такое не принято. За что и получил.
Носился в горячке по промозглому, предрассветному Киеву, транспорт не ходил, на такси денег нет, холодрыга, какая бывает в начале ноября – ветер со всей дури гнал огромные свинцовые тучи – то ли дождь, то ли крупа с неба валит. В каком-то парадном, на Свердлова, отлеживался под лестницей, проваливаясь в забытье, то ли кошмарных видений, то ли галюников, то ли снов таких бешеных, как собак. Утром вскочил, разбуженный первыми проснувшимися жильцами, переступившими брезгливо мое беспомощное тело, услышав