Манаев заколотил этот гвоздь и, поглядывая вокруг себя, вдруг понял, что надо завязывать. Надо завязывать и как можно скорее. Не то чтобы стало хуже, явно хуже – нет, здесь как раз все было нормально: и народ, отдыхая, лежал вповалку, и июльское утро по-прежнему играло светлыми летними красками, но Манаев чувствовал, что краски уже потускнели, а внутри у него появилась знакомая тяга неудовлетворения. И он хорошо знал, что неудовлетворение это будет возрастать.
Поэтому, выжидая подходящий момент, он очень настойчиво посмотрел на Бледного Кузю. А Бледный Кузя, поймав его взгляд, догадался и отрицательно качнул головой. Значит, он был уже полностью вытряхнутый. Значит, надо было бежать за новой. У Манаева сохранялись две трешки. Но он не был уверен насчет остальных. Ну, Федюша – пустой. Потому что Федюша – всегда пустой. Это ясно. Рамоницкий, наверное, тоже на нуле. Откуда деньги у научного сотрудника? Бледный Кузя – хозяин. Отпадает. Он участвует – за глоток. Кое-что мог подкинуть, по-видимому, только Рабчик. У Рабчика деньги водились. Правда, где это видано, чтобы Рабчик поставил другим. Рабчик, как известно, удавится, а не поставит. Рабчик, как известно, и сам не прочь проехаться за чужой счет.
В общем, ситуация была безнадежная.
Манаев даже поскучнел, ощущая, как вползает в сознание серая, томительная безнадежность, прижимая к земле, порождая невыносимую тревогу похмелья, но как раз в этот момент Рамоницкий, проглотив очередной приступ веселья, подобрал под себя длинные нескладные ноги, как-то цыкнул, привлекая внимание, и снова подмигнул ему.
Подмигнул очень ясно и очень значительно.
Сомнений не было.
Манаев сразу же встал.
– Ну, мне пора, – сказал он, голосом перекрывая возражения. – Мысленно с вами, мужики, но на работе тоже надо иногда показываться. Ну – нет, нет! На сегодня, я думаю, достаточно…
И немедленно вслед за ним, как и ожидалось, поднялся Рамоницкий.
– Да, мужики, пора закругляться…
Они пролезли через щель в заборе, где гвозди внизу были предусмотрительно вынуты Бледным Кузей, и очутились в институтском дворике, заваленном ящиками и металлическим ломом.
Рамоницкий тут же согнулся, пронзенный воспоминаниями:
– Как там у тебя ослик сказал: «Давайте выпьем, ребята»?.. Ха-ха-ха!.. Не могу… Ну – Манаев… Ну ты – человек уникальный… – Однако через мгновение посерьезнел и добавил уже совсем другим тоном: – Значит так! У Сереги Паранина, это наш начальник лаборатории, сегодня день рождения. Я считаю, что он обязан поставить. Значит так! Ты – ни во что не вмешиваешься. Все переговоры я беру на себя. А твое дело – мычать и поддакивать…
– Ну – идем! – облегченно