И рассветное солнце золотит твое ложе,
Улыбаясь тебе и рожденному дню.
Наступлю…
Наступлю —
захрустит валежник,
встрепенется пугливая птаха,
белым парусом вздуется нежность
на дуге поворотного знака,
что-то вновь позовет в дорогу,
будет капать из глаз капелью…
Мы помолимся нашему Богу
пред апрельскою каруселью.
Наступлю —
и сломаю печати
оседающей корки сугроба,
нет вины в непорочном зачатье,
нет вины —
и виновны оба,
мы виновны в своих
рас-
стояньях,
рас-
прекрасных
мечтах и надеждах,
одеваньях и раздеваньях,
мы виновны в своих одеждах.
Наступлю —
что-то тонко хрустнет,
остановит любовь помада…
Отчего мне сегодня грустно?
От того,
что грустить не надо?..
Песнь варвара, осевшего в Риме
Нас с детства учили держаться в седле,
Стрелять из звенящего лука —
Пускай мы не знали наук на земле,
Но это ведь тоже наука!
Мы метко метали в деревья ножи
И лазали в кронах, как белки,
Но в Риме спокойная сытая жизнь
Устроила нам переделку.
Мы стали степенным жирком обрастать,
Культурно пускаться в дебаты —
И грозную, сильную некогда рать
Шутя покорили кастраты!
И только во сне, слышишь, только во сне
Теперь ухожу я в пределы,
Где с посвистом ветра летит на коне
Мое одряхлевшее тело,
Где снова горят на привалах костры
И жарят на вертеле мясо,
И наши вселявшие страх топоры
по-прежнему рубят кирасы…
Прошу вас, поймите меня, старика,
Уважьте капризы натуры:
Посмертно оденьте меня не в шелка,
А в потом пропахшие шкуры,
Сожгите меня на высоком костре,
Устройте кровавую тризну,
Чтоб вновь с содроганием Рим посмотрел
На дальнюю нашу отчизну!
Есениана
Мы бредем, запутавшись в туманах,
В облаках несбыточных идей —
Жизнь моя! Каким твоим обманом
Называют счастье для людей?
По утрам, когда в рассветной рани
Голосят в деревне петухи,
Чем-то давним память снова ранит
И сжимает сердце от тоски.
Может быть, далекий отзвук детства
Засветился в солнечном луче,
Или сказки доброе наследство
Притаилось в старом сундучке —
Я не знаю. И уже с опаской
Слишком часто думаю о том,
Что порою зря тянусь за лаской
Милым и доверчивым щенком,
Зря