– Сука легавая, – едва слышно прохрипел Паленый.
Сверчинский поднялся на ноги, шумно выдохнул и сплюнул на мостовую.
На освещенном перекрестке показалась фигура красноармейца. Паренек, держа винтовку наперевес, растерянно остановился, не зная, в каком направлении двигаться дальше. Сверчинский окликнул его.
Паленый стоял на четвереньках, мотая головой из стороны в сторону, как измученный ушными клещами приблудный пес. Красноармеец в сердцах ударил его прикладом винтовки промеж лопаток. Жиган ткнулся лицом в булыжную мостовую и выдал сквозь зубы очередное ругательство. Красноармеец замахнулся еще раз.
– Не надо, – остановил ретивого подчиненного Сверчинский. – Поднимай его и давай обратно к машине.
Казань. Малина на Стреженовской
Игнат, в отличие от других уркаганов, не считал себя молодым и неоперившимся. Во-первых, ему было уже за тридцать, а следовательно, он превосходил по возрасту большинство жиганов с Рекрутом во главе. А во-вторых, хоть ему, как тому же Скулатому или Оглобле, еще не пришлось отбыть срок на каторге, Игнат имел за своими плечами немало дерзких налетов и ограблений. Его имя было на устах у чекистов, а в уркаганской среде Игната боялись и уважали.
В юности Игнат мечтал освоить профессию медвежатника и занять в воровской среде одно из самых высоких и авторитетных положений. Но, ныне покойный, а некогда известный на всю Россию медвежатник Данила Сермяжный, к которому Игнат набился в ученики, веско заявил, что из этого парня с его короткими и заскорузлыми пальцами ничего путного не выйдет. Мечта Игната так и осталась мечтой. Но зато он немало преуспел в квартирных кражах и очень скоро прибился к Скулатому.
Сегодня Игнату предстоял очередной экзамен на прочность. Амбициозный уркаган рассчитывал доказать Скулатому и всем остальным казанским «иванам», что ему по силам провернуть любое дело.
Прибыв на Стреженовскую в девятом часу вечера и распорядившись