На площади возле биржи произошло большое изменение. Три женщины, сидевшие впереди возле выхода, вышли из омнибуса и их сменила буржуазная семья, отец, мать и маленький мальчик. Но пассажиры в глубине салона не двигались.
Девушка все ещё спала, опираясь на свою милосердную соседку, да и торговка апельсинами, наконец-то, задремала. Других женщин тоже сморил сон, так что после остановки на станции Шатодюн, последней перед конечной, когда упряжка омнибуса, усиленная третьей лошадью, стала взбираться вверх по набережной улицы Мучеников, салон омнибуса походил на дортуар в монастыре.
Массивная карета катила, как корабль, потряхиваемый волнами, нежно убаюкивая своих пассажиров, и постепенно почти все они позволили себе закрыть глаза и задремать.
Лишь один только художник продолжал сидеть, выпрямившись, как истукан, и бодрствовал.
Кондуктор следовал пешком рядом с омнибусом, чтобы размять ноги, а кучер размахивал кнутом, чтобы согреться.
В последней трети подъёма, толстая торговка-сплетница проснулась и сразу же принялась кричать, что хочет сойти.
В этом месте не так легко остановиться, потому что подъем является настолько крутым, что лошади начинали скользить, едва только они прекращали движение. Дамы, которые хотят сойти до достижения верхней части подъёма, должны обращаться за помощью к кондуктору.
Тучная женщина так и сделала, продолжая роптать и бормотать неблагодарные слова в адрес этого прекрасного сотрудника транспортной компании, который не достаточно быстро, по её мнению, попал в её объятия, чтобы вытащить из салона. Она бросилась к выходу, безжалостно давя пальцы своих соседей и, как только она попала на тротуар, немедленно закричала, что сошла слишком рано, и ей нужно ещё подъехать до проспекта Трюден, так как она ночует на шоссе Клинянкур, и ещё сотню других упрёков, которые, однако, никого не разбудили и не взволновали.
Тем не менее, торговка решила, наконец-то, перенести своё тело к пункту назначения пешком, и омнибус продолжил своё восхождение наверх, которое, впрочем, уже подходило к концу.
В это время художника, который постоянно размышлял о двух женщинах, сидящих перед ним, вдруг вывел из задумчивости голос с верхней палубы, с империала… звук трёх ударов каблуком, три последовательных удара, отделённых друг от друга небольшим интервалом, и затем последовал ещё один энергичный удар.
–
Ба!– сказал он про себя,– пассажир на крыше, который умеет так стучать каблуками, должен быть опытным армейским офицером. Такие па делает, обычно, учитель фехтования. Кажется, что он все ещё там. Даже несколько градусов ниже нуля не сумели заставить его покинуть свой пост. Ах! Нет, по видимому он решил, что с него достаточно, так как решил спуститься.
Действительно, сапоги, которые только что произвели