Никита. Не знаю.
Княгиня. Кто ты, я спрашиваю?
Санька. Чего забоялся?.. Княгиня спрашивает, какой ты породы. Отвечай: я, сударыня, получеловек, полузверь, называюсь – сатир…
Никита. Заучу, матушка барыня.
Княгиня. «Где обитать имеешь обыкновение, прелестный?»
Санька. Отвечай: в роще с нинфами и иными прочими греческими божествами…
Княгиня. Ну?
Санька. Он, ваше сиятельство, очень пужливый.
Княгиня. Вот пошлю тебя гусей пасти… Ночь не спи, заучи про греческих богов. Ступай… (Князю.) Руки опускаются с этим народом… Нечего сказать, большая приятность жить у вас в захолустье… Где поэзия, где забвение? Жанетта…
Санька. Здесь я, ваше сиятельство.
Княгиня. Позови нимф…
Санька и Никита уходят.
Князь. Вот я насчет чего, княгинюшка, поговорить хотел…
Княгиня (перебивая). Иван Ильич, просила я вас привыкнуть: нет-нет, да и взяли бы табакерку и изящно табаку понюхали. Хоть при мне-то будьте расторопным.
Князь. Чихаю от того табаку, Дарьюшка, да и грех. Однако для тебя готов и понюхать. Решето мне доброго табаку натер – с толченым стеклом и канупером.[2]
Княгиня. Не Решетом, а зваться приказано ему Фенимел… Боже, какая скука! (Развернула книгу, читает.)
Князь (подталкивает Решето). Помоги, братец.
Решето (княгине). Ваше сиятельство. Решетом зовусь по причине сильно конопатого лица своего, а в святом крещении – Осип. Для вас же, ваше сиятельство, не только Фенимелой, но готов петушком. (Хлопает себя по бокам и кукаречет.) И курочкой. (Кудахчет и выталкивает из заднего кармана камзола красное яичко.)
Князь (смеясь до слез). Княгинюшка, ведь курица, настоящая курица…
Княгиня. Прикажите ему убраться вон.
Решето. Что, плохо, что ли?
Князь. Уходи, сказано, уйди.
Решето обиженно уходит.
Ну и кудахчет, ловкач! Так кудахчет – закроешь глаза, и кажется тебе, что не человек кудахчет, а курица. Во всей округе никто лучше его не кудахчет. Был у князя Лыкова шут Пузан, тот важно кричал перепелом, но помер.
Княгиня. Хотя бы вы что-нибудь изящное за весь день сказали, а то я ваших слов даже и не понимаю.
Князь (сразу переменившись, деловито). Я, княгинюшка, по совести говоря, к тебе зашел за делом. Женщина ты молодая, горячая и с норовом, и ведь так, душа моя, как эту весну живем, и до беды недалеко Матушка, выкинь дурь из головы, отдай мне прелестную книжку.
Княгиня. Вы, Иван Ильич, пейзан[3], невоспитанный человек.
Князь. Э, матушка, по старине живем, дураками нас, ни дедов, ни прадедов, никто не считал. А французские нравы нам не пристали. Французы читали, читали эти книжки да королю голову и отрубили… Вот оно, чтение-то… Скажи, ну что хорошего вычитала ты из этой книжки?
Княгиня (сидит, уронив руки, глядя на свет свечей). Ах,