Оглядевшись, не видит ли его кто-нибудь, Мериптах потрогал маскировочную кучу на крышке хода. Нет, здесь никто не рылся. Мальчик еще раз огляделся и начал карабкаться на дерево, ствол которого услужливо искривлялся в сторону стены. Взобрался на стену, внизу был глухой проулок, образованный двумя кирпичными оградами и присыпанный горячим песком, как пересохший канал. Ни единой живой души. Зависнув на привычно скрипнувшей ветке, мальчик спрыгнул вниз и помчался по проулку. Солнце стояло уже почти отвесно. В этот час даже нищие погонщики надевают сандалии, чтобы не обжечь ноги. В другое время они из бережливости носят их привязанными к поясу. У Мериптаха мелькнула мысль – не вернуться ли в спальню за обувкой? Нет, уж лучше терпеть жар под ногами, чем жар в груди. До храма Птаха, куда он направлялся, было не так уж и далеко. Извилистой тропкой – от одной тени к другой, с тихим шипением пересекая самые раскаленные участки, мальчик домчался до широко распахнутых ворот храма. Здешняя огороженная территория была вчетверо больше дворцовой, что неудивительно, ибо именно храм Птаха был корнем и сердцем Мемфиса вот уже много столетий. Те же ремесленные мастерские, те же пальмовые навесы, только писцы здесь все были с бритыми головами, и набедренные повязки были у них до щиколоток.
Мериптах с благоговением посмотрел в сторону главного храмового здания. Оно было закрыто для простых смертных. Только жрецам, пророкам и особым прислужникам дозволялось, скромно склонив голову, входить в величественный прохладный портал. Молитвенный разговор с богом проходил вдали от глаз непосвященных. Возбужденное воображение Мериптаха всякий раз устремлялось вслед за ними и рисовало чудесные, смутные и волнующие видéния. Впрочем, учитель Неферкер кое-что рассказывал об устройстве внутренних залов. На стенах там изображены необычайной красоты картины, но не охоты или сбора плодов земли. На них фараоны, когда-то правившие Египтом из пределов Мемфиса, стояли на коленях перед богом Птахом и получали из его рук дар власти и бессмертия. Однажды верховный жрец Птахотеп, рассмотрев сына правителя в замызганном мальчишке, благоговейно замершем перед храмовым входом, разрешил ему помогать четверке молодых жрецов, ведавших солнечными часами на заднем дворе храма. Два раза в неделю Мериптах с помощью веника и кувшина с водой ухаживал за каменным циферблатом, и сердце его пело от ощущения своей добродетельности. Подпустить мальчика ближе к делам священским Птахотеп не решался, зная, для какой роли готовит мальчика его отец, князь Бакенсети, и не смея открыто перечить воле правителя.
«Дом