Воцаряется тишина. Хуберт под партой подкладывает что-то в портфель Владека. Последний продолжает говорить.
Владек. Он сеет неверие в социализм и повторяет то, что там услышал.
Директриса. Это еще более серьезное обвинение.
Хуберт. Он врет! А сам читает книги, изъятые из библиотек.
Владек. Вранье! Докажи.
Хуберт. Тогда покажи, что у тебя в портфеле.
Владек уверенно достает портфель и передает директрисе, она высыпает все содержимое на стол. Среди учебников и тетрадей оказывается книжка, та самая, которую раньше Хуберт просматривал у матери в библиотеке, – “Ленин” Оссендовского[14]. Владек неистово кричит.
Владек. Это его, он хотел дать мне почитать!
Директриса (Владеку). А ты хотел прочесть? (Обоим.) Откуда взялась эта книга?
Хуберт (в отчаянии). Я нашел ее.
Директриса внимательно рассматривает книгу. Поднимает ее над головой, открывает и всем демонстрирует.
Директриса. Надо же, кто-то вырвал титульный лист. Но посмотрим дальше.
Листает и находит штамп библиотеки родного города Хуберта. Захлопывает книгу, тем самым закрывая дело. Строго обращается к Хуберту.
Директриса. Собирай вещи!
Чуть позже в кабинете директора. Присутствуют: Хуберт, тетя, старший товарищ из госбезопасности и директриса. Запрещенная книга лежит на столе. Под присмотром человека из органов директриса отдает тете документы Хуберта.
Директриса (тете). Не вижу смысла продолжать этот разговор. Не знаю, как вам подскажет поступить партийная совесть, однако я не могу представить себе, чтобы Хуберт продолжил обучение в школе. Думаю, ему лучше всего пойти работать, начального образования вполне достаточно. Седьмой класс окончит заочно. Возможно, рабочий класс научит его тому, чему не смогла научить школа.
И все же в школу я вернулся. В фильме – поскольку удалось добиться протекции всемогущего министра госбезопасности. А в жизни помогло покровительство, обретенное благодаря тому, что во время войны моя мать спасла несколько человек из гетто. Кто-то из них, поселившись потом в Израиле, подключил свои связи в Польше, и мне позволили восстановиться. Так я избежал ремесленного училища, куда меня ненадолго отправили, и запомнил: надо сделать все, что в моих силах, чтобы продержаться до выпускных экзаменов и поступить в институт.
В “Галопе” выведен образ кузена Ксаверия, устраивающегося на работу водителем бульдозера, чтобы таким образом ввести в заблуждение приемную комиссию в институте. Все ли сегодня помнят, что в те годы действовало так называемое правило numerus clausus[15]? В высших учебных заведениях на каждый факультет брали определенное число студентов, и случалось, что кто-то проходил вступительные испытания, но не поступал “по причине отсутствия мест”. Таково было официальное объяснение, однако на деле достаточно частым препятствием становилось “неправильное” социальное происхождение. Старшего брата моей жены шесть раз не принимали в институт, несмотря на успешно