Ипатий смолчал. Да, то, о чем рассказал ему брат, настораживало. Особенно теперь, когда ипостратиг[18] Андроник Дука восстал против императора Льва и, как поговаривают, готовит мятеж, чтобы самому заполучить трон. И конечно, всякий магнат, не спешащий пасть к ногам базилевса, демонстрируя верноподданнические чувства, может быть причислен к сторонникам мятежного ипостратига. А уж Феофилакт, ненавидящий Ипатия, словно тот был повинен в его неудачах в Херсонесе, как раз и мог выставить патрикия таким изменником.
Ипатий горестно опустил голову.
– Зенон, ты ведь знаешь, что мне претит все время ползать у ног императора, выпрашивая подачки. Мне противна даже мысль о том, чтобы примкнуть к сонму бездельников и лизоблюдов, живущих за счет руги[19] и проводящих дни в томительном бездействии…
Тут Ипатий осекся, поняв, что подобными словами он оскорбляет своего благодетеля брата, столько сделавшего для него, но всю жизнь зависящего от настроения правителя. И он быстро перевел разговор на другое: дескать, неужели Феофилакт осмелился клеветать и на Глеба?
Зенон откинулся на подушки, тяжело дыша. Становилось так жарко, что даже в мраморной беседке, расположенной в тени раскидистых крон оливковых деревьев, нельзя было спастись от духоты.
– Феофилакт сообщает, что ты приобрел свою Светораду, когда та уже была с сыном, и что в Глебе столько же крови Малеилов, сколько родниковой воды в Понте Эвксинском.
– Ну допустим, некоторые родники бьют из скал и под побережьем, – начал вяло оправдываться Ипатий, но замолчал под взглядом брата. Тот, казалось, видел его насквозь. Ипатий не смел ему лгать. И тогда он стал говорить, что его сын от Хионии, Варда, всегда грубо и пренебрежительно вел себя с ним, а когда Ипатий привез Светораду, то он и вовсе попросту нахамил ему, обозвав старым развратником. Последняя их встреча вышла такой скандальной, что теперь Ипатий готов оставить все свое состояние и недвижимость сыну Светорады, а не жестокосердному, непочтительному Варде, который только и делает, что выказывает свое презрение и расстраивает родителя. В то же время Глеб всегда приветлив, ласков и искренне любит Ипатия, как отца родного.
Все это Ипатий говорил, не глядя на брата, пока тот не положил свою горячую влажную ладонь на его запястье.
– Успокойся. И послушай, что я скажу. Ты можешь сколько угодно говорить о своей