Мечты мои были самыми обыкновенными. Я мечтал в качестве верхней одёжки и обуви заполучить кирзовые сапожки и чёрную телогрейку, что считалось высшим шиком послевоенной моды среди наших драчливых пацанов. Такие «рыцарские доспехи» придавали их обладателю грозный вид и, по всей видимости, уверенность в своих силах.
А драки были постоянно… Они являлись неотъемлемой частью нашей жизни. Например, в школе № 33, где я учился, для того, чтобы получить статус «классного пацана», необходимо было побить двух-трёх таких же соискателей на это звание. Мне удалось это сделать, но, всё равно, я непременно хотел научиться драться ещё лучше и быть сильнее всех. А, как известно, чтобы быть сильным, надо бить сильно.
Одержимый этим желанием, на свалке авиазавода я нашёл старый аккумулятор, выбрал из него свинцовые решётки и, расплавив их на плите в консервной банке, отлил себе кастет. Его форму сделал из сырого песка в посылочном ящике. Кастет получился слишком тяжёлым и оттягивал карман, поэтому носить мне его приходилось в портфеле. «Миха с кастетом ходит!» – в ужасе шептались между собой пацаны. Желание бить сильно у меня вскоре пропало, а свинцовая болванка играла больше роль оружия сдерживания, нежели устрашения, и драться мне ею, к счастью, довелось только один раз.
Говорить о том, что именно желание научиться драться привело меня, в компании дворовых друзей, в секцию бокса Омского института физкультуры, было бы не совсем верно. Опыт уличного бойца, как вы уже поняли, к тому моменту у меня был большой, поэтому особой надобности в каких-то дополнительных тренировках я не испытывал. Решающим аргументом стало веское мнение моего друга Гены Водяных, который сказал, что записавшись в секцию бокса мы в любом случае не проиграем. Три раза в неделю горячий душ нам будет обеспечен, а такой возможностью тогда было грех не воспользоваться.
А ещё было чтение произведений великого Джека Лондона. Его повести «Мексиканец», «Кусок мяса», «Первобытный зверь», «Игра» создавали удивительные по достоверности образы и глубоко потрясли меня. Слова, которые Лондон вложил в уста своего героя, рассуждавшего о сути боксёрского противостояния в «Игре», – настоящая поэзия, гимн суровому спорту: «Лучше нет, чем стоять на ринге и знать, что противник у тебя в руках. Вот он нацеливается то правой, то левой, а ты каждый раз закрываешься, увёртываешься. А потом как дашь ему, что он зашатается и охватит тебя и не пускает, а судья оторвёт его, и ты тогда можешь покончить с ним, а публика вопит, себя не помня, и ты знаешь, что победил, и дрался честно, по всем правилам, а победил потому, что лучше умеешь драться. Это я знаю чистый бой. Каждая жилка, каждая капля крови, каждый мускул – всё чисто до самых костей, и кости чистые…», – эти слова надолго отложились в моей памяти. В двенадцать лет я прочитал в этом свою судьбу. Значит хотел?! Значит чувствовал?! Наверное, правильно говорят, что именно в этом возрасте