Поначалу он пытался обеспечить максимальный приток человеческой жизненной силы к жертвенному камню, приглашая как можно больше людей к алтарю, однако вскоре заметил, что на некоторых участников ритуальные действа производили тягостное впечатление, вызывая вспышки абсурдного, как казалось Тасманову, возмущения и сопротивления. По причинам, которые Тасманов не вполне осознавал, но научился интуитивно учитывать, приходилось знакомить с жертвоприношением лишь достаточно проверенных, подготовленных людей и в целом избегать афиширования подробностей. Таким образом, основной человеческий ресурс поступал через произведения его собственного творчества, что составляло значительный количественный объем, но не устраивало Тасманова по качеству. Долгое время он ломал голову над тем, каким образом усилить взаимообмен жизненной силой между камнем и человеком, пока наконец случай не подсказал ему решение.
Однажды помощник сообщил, что личной встречи с Тасмановым настойчиво добивается некий ученый, историк и археолог едва ли не с мировым именем, недавно вернувшийся с раскопок в районе Древнего Вавилона. Ни о Золтане Себестьяне, ни о Месопотамии Тасманов ничего не знал потому, что ничьими исследованиями, кроме своих собственных, не интересовался, но согласился принять визитера в офисе архитектурного бюро, куда периодически приезжал с распоряжениями, решив, что появился очередной заказчик. Немолодой сдержанный мужчина оказался профессором нескольких европейских университетов и выражался на сравнительно чистом русском языке, объяснив, что, будучи по происхождению венгром, образование получал в России.
– Я занимаюсь историей древних цивилизаций: Шумер, Аккад, Ассирия, Вавилон… – пояснил он и добавил скорее утвердительно, чем вопросительно: – Впрочем, вы, наверное, и сами знакомы с культурой Древнего Междуречья?
– А это где? – равнодушно уточнил Тасманов.
– Ээээ… – профессор явно удивился.
– Ну, между реками, я понял, – нетерпеливо махнул рукой Тасманов. – Нет, не знаком. А что вы хотели?
– Хм… Признаться… Дело в том, – к ученому вернулась прежняя уверенность, – что в вашем творчестве… видимо, совпадение… Прослеживается очевидная преемственность с… ээ… вот, допустим, архитектура Вавилона. Это реконструкция, – Себестьян ловко развернул перед Тасмановым научный журнал, извлеченный из вместительного кейса. Тасманов бегло просмотрел рисунок гигантской многоярусной