Я протянул руку к ее лицу:
– Вот это, – показал ей, – ключ от моего «Аккорда». А вот это – ключ от дачного домика, который нам с тобой на сегодня подарил Костя Воронский.
– Слушай, у нас будут после всего этого уроки, классуха, – я зажмуриваюсь от мелодии ее негромкой речи, – подвалила и сказала.
– А вот это тебе, моя Харита, цветы, поздравляю с переходом в десятый класс. Ты купальник взяла?
– Да, кинула в сумку, маман не спалила.
– В таком случае я беру тебя под локоток и пошли, Анабелла, на речной бережок.
– Слушай, я вот думала, почему у тебя вконтакте ни одной фотки, а вместо них какие-то гейские картинки из анимушек с ангельскими парнями?
– Это потому, что я люблю маскироваться, не показывать лица, быть призрачной тенью, моя Тамара.
– А что мы там будем делать, на даче?
– Отражаться в воде, купаться и трахаться, Лукреция, купаться и трахаться, – это мы говорили, уже покинув гостеприимный квадрат перед школой и переходя тихую улочку.
– Хе, трахаться! Ты же такой умный, интеллектуальный, Андрей, прямо потусторонний.
– Когда держит тебя за локоток, потусторонний Андрей понимает, что любой резон, рифма и разум бледнеют перед одним твоим поцелуем.
Я садился за руль и заметил прозрачную быструю тень ее тела на соседнем кресле, когда она забралась и тихо упала внутрь автомобиля, шлепнув сумочкой по голым коленям.
– А это что у тебя за миленькие цветочки, кстати? – я подмигнул, заводя машину, пока она перекидывала мой букет на его изначальное место, и с ним еще один крошечный. Мне удивительно приятно было созерцать, как она повернулась, прижав одну руку к коже сиденья, другую вытянула будто в броске, закрывая подбородок, и ткань блузки натягивалась и переливалась на тоненьком плечике.
– Тошка мне подарил. По-моему, он нас с тобой видел, мне кажется.
– Это вон что ли очкарик-переросток жирный, Изабель? Который глазеет, как покорная собачка, из-за забора на нас?
– Наверное, – она ответила и оттолкнула сиденье как можно дальше, чтобы вытянуть ножки. – Прикинь, он мне еще открытку со стишками сунул. – От мелькания над сумочкой ее предплечий я вообразил, как неуместно на одном из них смотрелись бы легкие бледные шрамики. Она вытащила открытку с добрыми котятами и с усмешечкой поднесла к лицу.
– А, так он же юный поэт, помню, как же. Он тебе и раньше стишата сочинял.
– Да-да, помню, че-то типа такого:
В окно запахло серою весною.
Дождем дробится лед, и мне ль тебя молить?
Как ни мечтал я вечно быть с тобою,
А не могу тобою больше жить.
Не с тобою, а именно тобою жить, я прямо помню, Андрей!
– А недурная аллитерация «дождем дробится