– А вот и нет!
– А вот и да!
– Чему ты веришь?
– Архивным источникам – говорят тебе, дураку, ни одного отравленного тела!
– Бумажкам да надписям верить давно ли стали на Руси? На заборе тоже пишут, сам же знаешь…
– Знаю, – расхохотался Никита, постучав по частоколу за своей спиной. – Бабы туда толпой, а там – вона – дрова!
– Вот вот. А только был газ у Тухачевского. И газ особый – такого ни до него, ни после уж в истории не было!
– И все-таки врешь ибо не докажешь!
– Мне не веришь? Когда такое было, чтоб я врал? Вот лично тебе я врал?
– Сейчас впервые. Но убедительно, – Никита снова расхохотался. Его смех был вызван обильным возлиянием, но Велимудр рассвирепел настолько, что никаких подобных объяснений понимать и принимать не хотел.
– Значит, доказать надо? Что ж, докажу.
– Вперед, я жду, – еле стоя на ногах, держась за частокол, бравировал Никита. Наутро он будет жестоко корить себя за то, что сейчас вступил в этот никому не нужный спор – ну что от того, был ли у Тухачевского газ, или не было? Что в итоге приобретет или потеряет историческая наука? Ровным счетом, ничего. А вот только пьяного медом не корми – а дай поспорить.
Никита смотрел на старика блуждающим взглядом. Внезапно он исчез. Никита протер глаза – тот уже стоял перед ним. Вдруг из уст Велимудра послышалось легкое дуновение «Пфу!» – и все лицо юноши обдало каким-то порошком с совершенно дивным запахом духов и лесных трав. Он прокашлялся.
– Что это?
– А ничего. Ты хотел доказательств – ты их получил.
– Что-то странное какое-то доказательство…
– Скоро все поймешь. А теперь ступай – сам же знаешь, у меня режим строгий! Да деду от меня кланяйся…
Как не мог Никита сказать, как попал сюда – так не сможет потом рассказать и как вышел. Дед переволновался, искал его весь день по всему селу, и потому под вечер ноги сами привели к лесной чаще. Никита выбрался из нее и мирно дремал под большим деревом, когда Николай Степанович обнаружил его и отвел домой. Немного поругивая себя за то, что отпустил парня одного и не углядел, он волок безжизненное тело внука домой. Но с другой стороны, с кем не бывает, дело молодое, думал Николай Степанович. Утро вечера мудренее…
Утро настало скоро. Спал Никита крепко и снов не видел. Проснулся с петухами. Дед ходил по избе взад – вперед, в жестах его читалось некоторое волнение.
– А который час? – не поднимая чугунной головы от подушки, спросил молодой человек.
– Шесть уж, вставай. На сходку пора.
– На какую сходку? С ума сошел, в такую рань!
– Вставай, вставай, лоботряс. На вот, взварчику хлебни. Умел напиться – умей и похмелиться.
Дед разговаривал как-то необычно – «лоботряс», «сходка», ранняя побудка. Обычно он бывал более снисходительным к внуку, а тут… Но Никита попервах этого не заметил, или не придал значения. Он отпил из кувшина, принесенного дедом из погреба,